В Чехов-центре зазвучал "Человеческий голос". Сахалин.Инфо
8 декабря 2024 Воскресенье, 04:11 SAKH
16+

В Чехов-центре зазвучал "Человеческий голос"

Культура, Южно-Сахалинск

Когда-то в Чехов-центре шла постановка Андрея Бажина "Аделаида". В этом спектакле царил великолепный женский ансамбль, в котором актриса Марина Семенова играла первую скрипку. Рыжая фурия, шебутная и очень искренняя девчонка с нашего двора, ни разу не аристократка духа яростно хотела быть счастливой — как хочется только в юности, а предлагаемые обстоятельства этого не допускали от слова "совсем". И тогда еще режиссер Бажин хотел примерить на актрису "Человеческий голос" Жана Кокто.

С того момента утекла река времени. Свою актерскую и человеческую биографию Марина Семенова дополнила опытом режиссуры (Петрушевская, Пристли, Гуркин и др.). Но ее по-прежнему занимает исследование внутренней жизни женщины, которой Жан Кокто посвятил не один опус. Если "Аделаида", спектакль о простых русских женщинах в водовороте 90-х, писалась броскими масляными мазками, с уклоном в фарс, то для моноспектакля "Человеческий голос" избираются краски поакварельнее — все-таки Париж, легкое дыхание Пиаф, вечный amour и все дела. Сохранившая тот же сияющий цвет шевелюры Аделаида стала взрослее, и у нее другая, тоже непростая "история женщины".

Режиссерская метода Марины Семеновой исходит из приверженности классике, тексту, тщательной анатомии человеческих характеров (например, в запасе у нее еще замысел когда-нибудь поставить пьесу советского драматурга Александра Червинского "Счастье мое"). Ее интересуют вечные истории, которые можно рассказать современнику и они их будут цеплять за живое, за свое. Например, любовь, которая была и переродилась в историю болезни. При любом раскладе на сцене утверждается классика с человеческим лицом, даже если для декорации художник Кирилл Пискунов использует сюрреалистический мотив "Утекающих (мягких) часов" Дали, знаком перевернувшейся внезапно жизни вздернет ножками стул на стене, а героиня будет выбираться на свет божий из брошенного на пол шкафа, похожего на стеклянный гробик для спящей царевны. Так, собственно, мы и наблюдаем прерванный сон о счастье. По-ненашему рассудочный договорняк цивилизованных людей — пять лет мы с тобой счастливы, а потом я женюсь, да, я согласна. Кто в зале читал, кто не читал Кокто, тут же будет примерять на себя — я так смогу? да ну нафиг! попробую, а вдруг мне повезет, я же умная и красивая, не то что предыдущие.

На пятачке сцены черного зала на вас обрушивается водопад слов и чувств, в них тонешь по горло, запутываешься, как героиня Марины Семеновой в змеящихся проводах архаических дисковых телефонов. Маленькая женщина в буйных кудрях коньячного цвета не просто взаперти своих воспоминаний и чувств, она в них мазохистически растворена — "живу только тобой, дышу только тобой и все время жду тебя". По-крохоборски перебирает, собирает и складывает обрывки прожитого, они же пазлы счастья. Кажется, в 1926 году феминистки еще не были в ударе, и формула "женщина создана для любви" не вызывала отрицания. Сумасшедшая огромность чувства, это лихорадочное умирание от ожидания, которые не играет (проживает) Марина Семенова, казалось бы, скорее к лицу подростку, а не женщине, раза в три старше. Но все же что делать с печалью последней, в цвет коньячно-рыжих осенних листьев и кудрей, любви, — радоваться, что торнадо пронесло мимо, или горевать, что вспомнить нечего…

Ее женщина так исступленно не отдает прошлому свое чувство, что зрительный зал заводится от любопытства, желая видеть предмет страданий на час сценического действа и всю оставшуюся жизнь. У Кокто безымянный "милый", ради которого бьются бокалы, живет в телефонной трубке. А здесь он является в студию сам (Сергей Сергеев), сводя на нет все баталии, — ну да, красавец невозможный, весь в галстуке, по-французски почти совершенно изъясняется, в прошлой жизни поэт Ленский. Кажется, про себя немного сожалеет, что так нехорошо вышло, но в общем женщина много чего по доброте душевной напридумала. Для нас, зрителей, — иллюзию разговора с милым, для себя — иллюзию любви.

Моноспектакль настолько рушит дистанцию между сценой и залом, что кажется — зритель бесстыже подглядывает за женщиной, ее душа нараспашку, как окно. Но она и сама провоцирует: взбирается по лестнице в зал и, подобно брошенной собачонке, ластится к мужчинам, степень близости предельная — можно погладить по голове, взглянуть в ждущие утешения глаза. С другой стороны, этот жанр отличает статичность, требуются всякие фишки, чтобы зритель не уснул. Марине Семеновой можно не тратиться на технологические выкрутасы, имея такой совершенный инструмент, как голос. Прослоенный поэтичными вставками шансона монолог женщины дышит воздухом, и последняя точка спектакля очень точна — пронзительный хит Сержа Лама Je suis malade. А на премьере в первую очередь ностальгически подумалось о том, что прошли времена, когда писали и, расставаясь, возвращали (как принято в приличном обществе) письма, когда ценность слова была неоспоримой, потому что его слышали, когда телефонные трели учащали пульс надеждой, но ныне человеческий голос растворяется в цифровой вселенной и одиночестве.

Фото Чехов-центра

…Чехов-центр вырастил себе неравнодушного зрителя, который сам организует постспектакль. "Что вы думаете о нас?" — спрашивают в ходе обсуждения после премьеры. "А вы там поосторожнее с битьем бокалов, а то душа холодеет глядя, поранитесь", — заботливый зритель (так и есть — премьера и впрямь до крови актерской). "А гигантская бутыль с настоящим коньяком?" — практический зритель (чай, конечно). "А вот у вас есть чудная песня "Что я для тебя", может, споете?" — меломан-зритель (может быть, я буду петь ее на бис, а в программке укажем — идея зрителя Л.). "Такие отношения — неэкологичны", — молодая зрительница. "Кака така любовь, да тут невротическая зависимость, даме лечиться надо", — резонерствующий зритель и т. д. Да и кто из нас не Кокто?

Моноспектаклей в театре будет больше, пообещал худрук Чехов-центра Александр Агеев. Потенциал труппы к тому обнадеживает, интересные заявки ждут своего часа (в этот сезон афиша уже приросла, помимо "Человеческого голоса", чеховским "Архиереем" в исполнении Владимира Байдалова). Глядишь, и получится сформировать целую неделю показов постановок, в которых будут солировать актеры Чехов-центра. Но это уже замах руководства театра на следующий сезон.

Подписаться на новости