В музее книги Чехова всем пожелали здоровья
Традиционную акцию "Ночь в музее" в литературно-художественном музее книги "Остров Сахалин" встретили в белом, презентовав сразу две выставки: "Весеннее обострение" и "Врачебное дело на Сахалине: до и после Чехова".
Как не согласиться с Чеховым, некогда вопросившим: "Разве здоровье не чудо?" Хотя прийти в музей и оказаться в больнице, разговаривать о болячках и целителях — скажем, удовольствие не для всех. Но медицинская тема вообще-то лежала на поверхности, по сути, карт-бланш музейщикам дал сам Чехов, если вспомнить одно из его самых известных выражений о своем призвании ("Медицина — моя законная жена, а литература — любовница").
В прошлом году в юбилейный день рождения писателя здесь презентовали первую часть большого проекта "Четыре сезона Антона Павловича Чехова" — "Сахалинская зима Чехова", напомнила заместитель директора музея Анастасия Степаненко. Что значило каждое время года в его жизни, с какими событиями было связано, как отразилось в его произведениях — такой ракурс решили исследовать в музее книги. Плодотворнее всего было бы изучать летнюю пору в жизни Чехова, которая в 1890 году навсегда его "осахалинила". Но пока в этом году наступило "Весеннее обострение".
К весне он относился двояко. В отличие от Пушкина с его Болдинской осенью, Антон Павлович весну любил и ею вдохновлялся, несмотря на то, что в этот период здоровье его ухудшалось. В письмах он активно жаловался, не щадя эпитетов ("весной жилось противно… весна была мерзкая, холодная, денег не было"), и в то же время не скрывал истинных чувств в своем творчестве, например, в рассказе "Весной" ("Земля холодна, грязь со снегом хлюпает под ногами, но как кругом все весело, ласково, приветливо!") или пьесе "Вишневый сад".
Обустроившись на полках шкафа с невдохновляющей латынью Tuberculosis complex и Psychiatric disorders, "Весеннее обострение" задает много тем для дальнейшего изучения любознательными — по истории жизни и болезни Чехова, его семьи, общества. Глянешь, допустим, в журнал "Осколки", а там иллюстрации брата Николая, который тоже стал жертвой чахотки. Когда бы не литература, из Антона Павловича могло бы выйти светило медицины — аттестат лекаря подписан самим Склифосовским, писал, но не закончил диссертацию по лечебному делу, к которой собирал народные рецепты. Говорят, что и на Сахалин приехал подсобрать материалы для диссертации, но ограничился учетом болящих туберкулезом и душевными расстройствами в переписных карточках. А все, что искренне думал о состоянии современного общественного духа, изложил, к примеру, в повестях "Палата №6" и "Черный монах".
Другая экспозиция привлекает внимание к истокам сахалинской медицины, которая требовала самоотвержения и подвижничества. Как и сейчас. Посреди музейного зала появилась стилизованная под старину аптека с фигуркой доктора Пилюлькина. А выставка "Врачебное дело на Сахалине: до и после Чехова" выстроена галереей рабочих кабинетов докторов с именными табличками. Входишь в "дверь" и попадаешь на прием. Первым среди людей в белых халатах определен, конечно, Чехов (довольно своеобразный на портрете санкт-петербургского художника Олега Яхнина). Хотя едва ли писатель тратил время на лечебную практику во время сахалинской экспедиции, отрываясь от переписных карточек и наблюдения невеселых каторжных нравов. Но медицина на острове существовала, а ее деятели, вошедшие в книгу Чехова и далее в российскую историю, оставили о себе память не только в профессиональном плане.
Планируя экспозицию, музейщики стремились показать, сколь неординарные личности притягивал каторжный остров, и они внесли большой вклад в его развитие, зачастую будучи пионерами в своих начинаниях. Здесь каждый врач был больше, чем врач (да в принципе и каждый образованный человек), помимо лечения населения занимался исследованием какой-либо сферы новой российской территории.
Поэтому вопрос, каким боком рядом со шприцами и аптечными склянками гербарий, тренога фотоаппарата или чучело совы, снимается сам собой. Верится, что отчетности у тогдашних медиков было меньше, не то что сейчас, и они могли тратить свободное время на общественное благо. Так, доктор Августинович успевал исследовать растительный мир, Добротворский изучал климат и составил первый айнско-русский словарь, Супруненко заведовал метеорологической станцией, Щербак увлекался фотографией, Лобас и Поддубский стояли у истоков музейного дела. Докторской степени от музея удостоилась единственная в этом ареопаге женщина — фельдшерица Мария Кржижевская за великий подвиг служения людям, завершившийся на Сахалине. Любовь к ней народоволец Иван Ювачев (Миролюбов), автор книги "Восемь лет на Сахалине", пронес через всю жизнь. А если бы цивилизация не дошла до Сахалина, местное население продолжало бы изгонять недуги с помощью чудесных деревянных оберегов (амулет подземной людоедки, "дух сумасшествия"), одолженных в Ногликском и Поронайском музеях, и шаманских заклинаний… Мостиком, соединяющим прошлое и настоящее "эры милосердия", стали кадры, снятые в разгар коронавируса в сахалинских больницах фотографами Александром Гайвороном, Кириллом Ясько и Денисом Таушкановым.
К знанию ведут разные дороги, а ныне одним пиететом по поводу сахалинского "наше все" от русской литературы пресыщенного жителя ХХI века не заманишь. Поэтому музей играет с посетителем и правильно делает. Обе "медицинские" экспозиции будут открыты до конца лета. А 28 мая в гости приедет выставка " В призме "Онегина". Чайковский, Пушкин, Чехов" из фондов мемориального музыкального музея-заповедника Петра Ильича Чайковского (Клин).