Янчук: прошу оправдать Карепкина
В горсуде Южно-Сахалинска сторона защиты пытается вернуться к прениям. С конца ноября судебное заседание по делу Хорошавина буксует на одном месте — адвокаты поставили процесс на паузу после озвучивания прокурорами сроков для фигурантов. Защитникам понадобилось время, чтобы подготовиться к прениям. Но спустя выделенную судом неделю, войти в рабочий ритм стороны не смогли: сначала заболела Ольга Артюхова, затем эстафету хворей переняла Ольга Дружинина. Когда здоровье вернулось к обеим защитницам, в дело вмешалась сахалинская погода. Из-за сильной метели, обрушившейся на остров накануне, самолет из Москвы, на котором возвращалась адвокат Хорошавина Ольга Артюхова, и борт из Владивостока, который вез защитницу Николая Борисова Ольгу Дружинину, задержали, а заседание логично решили перенести.
Если все пойдет по плану (все сумеют добраться до зала суда и никто не заболеет), уже сегодня защитники смогут выступить с речами, подводя итоги судебного следствия, представляя свою окончательную позицию по уголовному делу и аргументируя перед судом собственное видение исхода долгой истории.
Заседание продолжено — в зале, наконец, полный состав участников. Ольга Артюхова и Ольга Дружинина добрались до Сахалина. Отсутствует прокурор Денис Штундер, вместо него — Евгений Евстафьев. Елена Поликина оглашает справки о состоянии здоровья Икрамова и Хорошавина. Оба могут участвовать в судебном заседании.
Судья предлагает перейти к прениям. Начинает защитник Николая Борисова Ольга Дружинина, отмечая, что ее речь не будет долгой. Первым делом адвокат касается срока, которые запросила прокуратура для ее подзащитного, а также с характером обвинения.
— Я не могу согласиться с прокуратурой, действия Борисова подлежат переквалификации — сейчас ему вменяют посредничество во взяточничестве группой лиц по предварительному сговору. Объективно вина моего подзащитного не нашла подтверждения ни в словах свидетелей, ни в собранных прокуратурой сведениях, — говорит Дружинина.
Адвокат отмечает — иначе ее подзащитный поступить не мог. Карепкин, у которого Борисов находился в подчинении, поставил его перед фактом необходимости оказывать посреднические услуги. Бывший министр понимал, что в ином случае он может потерять работу.
Борисов, говорит Дружинина, признает себя виновным в том, что действительно передавал деньги от Зубахина Хорошавину и Карепкину. При этом защитник отмечает, что во время следствия Борисов давал правдивые показания.
То, что Борисов выступал простым посредником, подтвердил в своих показаниях, по мнению адвоката, и сам Зубахин, который четко разграничил роли всех причастных фигурантов.
— Я полагаю, что умысел Борисова был направлен не на получение взятки, а на ее передачу. В силу своих полномочий мой подзащитный никакого отношения не имел к принятию решений комиссии по включению или не включению проекта Зубахина в перечень приоритетных, — говорит Дружинина, замечая, что при этом Борисов был заинтересован в реализации на Сахалине подобного проекта, который бы положительно сказался на развитие отрасли.
— Он не вступал в сговор с Хорошавиным и Карепкиным, а выполнял прямые указания своего прямого руководителя Сергея Карепкина, который мог повлиять на его нахождение на Сахалине, — отмечает Дружинина. — Считаю как деяние надо квалифицировать, поскольку умысел был направлен не на получение взятки, а на передачу. Прошу переквалифицировать с 290 на статью 291 часть 4, исходя из умысла.
Вынесение приговора, отметила Ольга Дружинина, — решение довольно судьбоносное. Адвокат попросила судью отнестись к наказанию справедливо.
— Мне кажется, что 7 лет срока и штраф — чрезмерно суровое наказание для Борисова, прошу учесть смягчающие обстоятельства — он раньше не привлекался, сотрудничал со следствием, частично признал вину, положительно характеризовался по месту службы и за активную общественную деятельность, — сказала Дружинина.
Адвокат также отметила, что Николай Борисов не очень здоров — у него целый букет довольно серьезных заболеваний. Кроме того, у фигуранта — жена-пенсионерка, которая находится на его иждивении, а также сын-инвалид с травмой позвоночника, которого Борисов также содержит.
— Я прошу применить наказание, не связанное с реальным лишением свободы. Он своим поведением доказал, частично признал вину, закон позволяет с учетом всех смягчающих обстоятельств назначить наказание, не связанное с реальным сроком. Кроме того, у Борисова нет никаких финансовых накоплений, его семья находится в крайне плохом финансовом положении, супруга Борисова вынуждена работать без выходных по 12 часов в сутки. Прошу отменить штраф в виде двукратного размера взятки.
После перерыва выступление Дружининой в письменном виде приобщают к материалам дела. Слово предоставляют Николаю Борисову.
— Полностью поддерживаю выступление моего защитника, все остальное скажу потом, — коротко отметил Николай Борисов.
К прениям переходит Игорь Янчук — защитник Сергея Карепкина.
— Закончена важная часть непростого процесса, жаль, что здесь не присутствует гособвинитель, моя критика во многом будет отнесена к ним, — отметил Янчук. — Все основы законодательные на этом процессе были нарушены. Органам предварительного следствия я тоже ставлю двойку. Начну с части анализа прений гособвинителей — им тоже невысокая оценка.
Это дело, отметил Янчук, довольно странное, достаточно прочитать обвинительное заключение. Адвокат Карепкина начинает вслух анализировать выводы прокуратуры, на основании которых они предъявили его подзащитному обвинение и запросили срок. Янчук указывает на многочисленные нестыковки в показаниях Зубахина, логике следствия и выводах.
— Прошу признать прения стороны гособвинения несостоятельными, — отмечает Янчук.
Защитник продолжает зачитывать слова гособвинителя, которые в большей степени пересказывали показания Зубахина.
— А как гособвинитель отразил показания наших свидетелей? Как он их оценил? Их не было? Чем мы здесь вообще занимались все эти месяцы? — говорит Янчук. — Мне придется провести анализ стороны как прокуратуры, так и со стороны защитников. Прения только начинаются.
Янчук вспоминает о Конституции России, презумпции невиновности — одном из основных принципов правосудия.
— Прежде чем осудить человека, его вину надо доказать. Этим должны заниматься органы расследования. Обвинители не должны доказывать вину фигурантов, это должны делать следователи, а у нас получилось, что обвинители как раз этим и занимались, — заключает Янчук.
— Обвинение должно быть основано на доказанных, а не на предполагаемых фактах, — продолжает Игорь Янчук. — У нас оно держится только на показаниях трех человек. Из классики нам известно, что Муму утопил Герасим, но откуда мы знаем, может, он на берегу ее отпустил. Мы правовое государство, я так говорю, но иногда мне кажется, что это высказывание под большим вопросом.
Янчук углубляется в процессуальные нюансы: как и кто должен был предоставлять факты для выстраивания обвинительного заключения, какие доводы должна была предоставлять сторона прокуратуры и на какие законы аргументированно опираться. После адвокат переключается на версию следствия, касающуюся ОПГ.
— Так Карепкин был принят в организованную преступную группу или нет? Нам гособвинитель так и не сказал? Что он делал пять лет? Готовился? Копил деньги на прицеп, я, конечно, утрирую но все-таки. Обвинение не ответило на важные вопросы, своей пассивностью переложило ответственность на суд, который должен все это додумать в совещательной комнате.
По версии следствия, объясняет адвокат, Сергея Карепкина наделили статусом члена ОПГ — он совместно с другими чиновниками, связанными преступным умыслом, получал взятки.
— Исходя из уголовной практики, такая формулировка вызвала бы доверие, но обвинение превращается в набор независимых друг от друга предложений, склеенных только фамилиями фигурантов, — отмечает Янчук. — А теперь апогей мысли обвинителей, которую мы читаем в заключении: "Таким образом, преступления начали совершаться еще до создания ОПГ". Как вообще это происходило?
Янчук, добавляя в выступление юмор, продолжает фантазировать на тему следствия.
— Хорошавин создал группу, включил Карепкина и сказал ему: ну, я там создал в группу, ты теперь соучастник, — как вообще это происходило? Почему они (обвинители) это не расписали? Как нам понимать? Как действовала организованная группа, которой еще не было? Это все процессуальный абсурд, — заключает адвокат Карепкина.
Если государство обвиняет человека, этому должны быть даны доказательства, считает Янчук. Адвокат углубляется в теорию из учебников по юриспруденции, озвучивая термины, что такое преступление, что такое доказательства, что такое обвинительное заключения.
— Гособвинители считают, что Хорошавин включил Карепкина в ОПГ, не спросив его согласия — как это вообще возможно? — вновь вытаскивает на свет процессуальный абсурд Янчук. — Может, есть записи, что кто-то слышал, что Хорошавин создал группу? Может, жены говорили или во сне кто-то? Ничего этого нет. А есть только, как я говорил, какие-то предложения, написанные обвинителями, склеенные фамилиями.
Янчук переходит к разногласиям, которые закрались, по его мнению, в показания Зубахина, Борисова и Карепкина в эпизоде с "Мерси Агро". Адвокат намерен привести анализ отсутствия вины его подзащитного и законности действий в профессиональной сфере.
— Обвинительное заключение мне напомнило мультик про Простоквашино. Когда они писали письмо родителям, вот кот подошел, Дядя Федор что-то написал, собака, почтальон. Вот такое впечатление, что так же писали обвинительное заключение. Каждый подошел и по строчке написал, обвинение напоминает такой вот казус, — говорит Янчук.
Адвокат вновь углубляется в обвинительное заключение, абсурдность уже с первых строк — обвиняют Карепкина, а половина текста в нем про Николая Борисова.
— Вы заметили, мы не говорим: проект "Мерси Агро Сахалин", мы говорим — Зубахин, Зубахин, Зубахин. Пришел вот один человек и начал требовать деньги, а к проекту вопросов и не было, — отмечает адвокат Карепкина. — На форуме кто-то очень точно написал: "Я не пойму, за что судят Хорошавина и Карепкина, за то, что они бабло не дали Зубахину?" Человек в одном предложении разобрался во всем. Я хочу, чтобы так же разобрался в этом и суд, — озвучивает Янчук.
Янчук вновь и вновь замечает: у Карепкина и Хорошавина не было полномочий влиять на решение членов межведомственной комиссии, которые работали на проектом "Мерси Агро". Адвокат обращает внимание суда на факт: Зубахин вовремя не предоставил необходимый объем документации и экспертиз, реализацию стройки отложили до того момента, пока все нюансы на законодательном уровне Зубахиным не будут исполнены. К этому ни Хорошавин, ни Карепкин отношения не имели.
— Как было бы логично со стороны обвинения: Сергей Петрович не исполнил какой-то пункт по своим полномочиям и ему предъявляют обвинение, тогда я бы выступал, как моя коллега, в смысле "пожалейте", но у Сергея Петровича было не так, — говорит Янчук и разворачивает для наглядности плакат с хронологией событий.
Янчук в течение нескольких минут проходится по полю своей заготовки, наполненной цифрами и фактами, и приходит к выводу: доказательств, которые бы подтвердили слова о препятствии в реализации проекта, которую вменяют Хорошавину и Карепкину, нет.
— Прокуратура обвиняет фигурантов на основании законов, которые на самом деле исполнялись! — говорит Янчук, отмечая, что в обвинении Карепкина фамилия Борисова фигурирует 14 раз, а самого Карепкина всего 6. И это, замечает адвокат, лишь малая толика абсурда, на котором выстроено обвинение.
Объявили 10-минутный перерыв.
После перерыва, сняв пиджак и оставшись в рубашке, Янчук продолжает: 2013 год прошел под знаком Борисова и Зубахина, Карепкин в материалах дела, если опираться на информацию обвинителей, вообще не фигурирует. Бывший зампред "вмешивается", по версии следствия, в реализацию проекта только с 2014 года, когда у Хорошавина "возник преступный умысел" в организации получения взятки от Зубахина. Карепкин по указанию Хорошавина, отмечает следствие, вступив в предварительный сговор с Борисовым, стал требовать взятку от бизнесмена в обмен на льготы при реализации проекта.
Янчук комментирует слова обвинителей.
— Выходит, Хорошавин довел до Карепкина, чтобы последний организовал получение взятки от Зубахина. Потом Борисов довел до сведения Зубахина необходимость передачи процента от проекта. В случае отказа он не сможет рассчитывать на поддержку и госсубсидии. — озвучивает Янчук. — В обвинении, еще раз обращаю внимание, расписаны очень четко действия Борисова. При этом, говорится в заключении, Зубахин понимал, что Борисов и Карепкин действуют организовано, по поручению Хорошавина.
— Я не зря акцентирую внимание на 2013 году. Итог следствия, таким образом, — в период с 2013 года (с момента положительного решения МВК по проекту) по 2014 год -до момента совершения взятки. Умысел возник в 2014 году, по версии следствия, как это трансформировалось в 2013 год? — задается вопросом Янчук.
31 марта 2014 года Зубахин объявил о своем согласии передавать два процента от суммы субсидии, предоставляемой их акционерному обществу. Лишь после этого Карепкин и Хорошавин совместно с Борисовым стали оказывать поддержку Зубахину.
— По смыслу мы что сейчас должны вывести — все складывается в сторону Зубахина в 2014 году. Но читаем дальше: "Так, 20 марта 2014 года, видимо, идет 20 после 31 марта у следователя". Обвинение мне, наверное, не объяснит, как у них это получается. Если они таким образом умысел вкладывают в 31 марта, а действия в период, который произошел еще раньше, и так на протяжении всего обвинительного заключения.
— Резюмируя, можно сказать, что мне обвинение написало речь защиты, все просто. Бери и читай, — говорит Янчук, озвучивая положительные для проекта свинокомплекса протоколы заседаний МВК, а также соглашения, заключенные между правительством в лице Хоточкина и Зубахиным. — Где Карепкин и Хорошавин, где эти фамилии? Что они делали? Зубахин не потерпевший, я это докажу. Я не его критикую, не проект (он действительно хороший), не Зубахина, а обвинение, которое его сюда включило.
— Что мы узнали по версии следствия? Я, конечно, люблю фантастику, но что же мы видим? — задается вопросом Янчук. — Что же сделали Хорошавин и Карепкин для Зубахина после 31 марта 2014 года? А вот что: вынесли постановление правительства от 2010 года, вынесли постановление о создании межведомственной комиссии от 2010 года. Постановления соответствуют закону, они правильные, но какое отношение к этому имеют Хорошавин и Карепкин? Из обвинения мы узнали, что из всей преступной группы лиц какие-то действия были совершенны Борисовым, который голосовал на МВК (поднял руку). Но если вы у него спросите конкретно, за что он проголосовал, будет понятно, за что именно. Карепкин не просил Хоточкина заключать с Зубахиным соглашение, не получал от Зубахина деньги, почему это обвинение не расписало? Забыли? Да это Простоквашино в процессуальной форме. Единственное, что обвинение говорит, — что Карепкин попросил Борисова взять деньги у Зубахина. Но говорил ли он это Борисову — неизвестно. Следователь написал, что фигуранты начали совершать преступление раньше, чем возник умысел.
— Итог: обвинения, озвученные стороной обвинения, к самому Карепкину, по моему мнению, отношения не имеют. Я анализирую показания, данные Борисовым в суде, — продолжает Янчук, углубляясь в чтение материалов дела, вновь доставая на свет хорошо изученную цепочку событий: встреча Зубахина с Борисовым, поездка бывшего министра в командировку в Приморье, презентация проекта Зубахина на Сахалине в 2013 году, понимание того, что минсельхоз финансировать проект не может, он должен идти по линии мининвеста, но для этого необходимо менять юридический статус предприятия. Дальше — беседа Карепкина с Борисовым, в ходе которой зампред сообщил министру, что на носу выборы, губернатор лояльно относится к сельскохозяйственникам, поэтому ему необходимо поговорить с предпринимателями из этой сферы для оказания финансовой помощи компании.
— Что следствие говорит? Что Карепкин потребовал, потребовал от Борисова, чтобы Зубахин заплатил Хорошавину. Что говорит Борисов? Что Карепкин говорил про предпринимателей, которые могли бы оказать финансовую помощь в предвыборный период, — говорит Янчук.
Судья решает объявить перерыв: фигуранты должны успеть съездить в СИЗО и вернуться обратно до 14:30. Икрамов шутит: можно съездить в другое место? Елена Поликина на высказывание не отвечает.
Заседание продолжено. Игорь Янчук вновь выходит к трибуне, чтобы углубиться в процессуальные перипетии и собственный анализ работы гособвинителей.
Адвокат продолжает исследовать показания Борисова и то, каким образом они согласуются с предъявленным Карепкину обвинением.
— Обращаю ваше внимание, что обвинение не уточняет, как и где получал Карепкин деньги. Нам сообщают, что Борисов просто передал деньги. Хотя в других эпизодах есть куча деталей: в пакете, в курилке, в портфеле, — отмечает Янчук.
Вновь всплывает фамилия Хоточкина, который курировал инвестиционные проекты в области. Борисов в показаниях отмечает, что он голосовал за проект, потому что, по его мнению, реализация строительства свинокомплекса улучшила бы показатели сельскохозяйственной отрасли и положительно повлияла на продовольственную безопасность.
— Вот такие показания в суде дал Борисов, по сути он не только обвиняемый, но и свидетель обвинения. Вот здесь его показания входят в противоречия с показаниями Карепкина, — говорит Янчук. — До 2013 года Борисов отмечает, что шла рутинная работа, хотя именно этот период обвинители укладывают в заключение. Признающий вину Борисов, но не признающий квалификацию, которую ему вменяет, по сути опровергает обвинение, которое предъявляют Карепкину.
Борисов озвучил, продолжает адвокат, что именно Карепкин ему говорил в личных беседах.
— Не было никаких фамилий и никаких требований. Карепкин никогда не говорил Борисову, что у Зубахина или кого-то другого будут проблемы, если они не дадут денег на выборы, — говорит Янчук. — О негативных последствиях, которые могли наступить для Зубахина, Карепкин Борисову не говорил. В показаниях ясно, что Борисов озвучивал собственные опасения и предположения. Как такие показания могут доказывать вину Карепкина? Это наши показания и доказательства, стороны защиты.
Все разговоры происходили между Зубахиным и Борисовым, Карепкин связи с Зубахиным и личных разговоров с ним не имел. Кроме того, отмечает Янчук, речь идет о событиях 2013 года, хотя этот период обвинители Хорошавину и Карепкину не вменяют.
— Из показаний Зубахина тоже следует, что на ранней стадии шел рабочий процесс, связанный с подготовкой необходимой документации, — говорит Янчук, комментируя показания ключевого свидетеля по эпизоду "Мерси Агро". Зубахину предложили дать денег на выборы, он эту идею поддержал. При этом ни о каких угрозах бизнесмен не заикался. Он никого не боялся, резюмирует высказывания Зубахина Янчук.
— Он все сказал в своих показаниях, что начал все сам. Начал строить, не получив никаких разрешений. Требование правительства Сахалинской области и Бюджетного кодекса о выполнении определенных норм (создания акционерного общества), выдвинутых министерством инвестиций под кураторством Хоточкина, Зубахин воспринял в штыки. И для прокурора видимо эти требования не закон, — говорит Янчук. — Дайте денег и все, видимо, так Зубахин воспринимал, какие-то требования там устроили, комиссии! Зубахин хотел получить деньги — 200 миллионов областных средств без всякого контроля. И когда этот контроль происходил, он противился. Зубахин не потерпевший, я вам это докажу.
— Может, не было никакого требования от Карепкина в сторону Зубахина? Может, и деньги никто никому не передавал? — говорит Янчук, замечая, что требования МВК никто не нарушал. — В требованиях, чтобы все было по закону, нет никакого преступления.
Адвокат Карепкина продолжает озвучивать показания Зубахина, которые он давал в суде. У бизнесмена, он сам это отвечал, все шло по плану — он начинал работы (убрали снег на площадке будущего свинокомплекса), тогда как необходимые документы еще не были готовы. К самой стройке приступили только в 2014 году. Янчук зачитывает собственные вопросы, которые он задавал Зубахину во время дачи показаний в суде.
— Человек, который говорил, что его здесь обманывали, все равно стал управлять ОАО "Мерси Агро Сахалин", — резюмирует прочитанное адвокат Карепкина. — Он по сути был генеральным директором компании. С одной стороны, Зубахин говорит, что никакого отношения не имеет к "Мерси Агро", а через пару вопросов выясняется, что он управляющий ОАО. И этот человек говорит об обмане. Это он нас обманывал. Зубхаин говорил, что ему заморозили строительство. Наверное, он имел в виду, что снег перестал с площадки счищать.
Из показаний Зубахина следует, резюмирует адвокат: именно Борисов сказал ему о необходимости передачи денег. Он не знал, передавал ли Борисов Карепкину деньги или нет, влиял ли как-то Карепкин на реализацию его проекта или нет.
При этом, отмечает Янчук, показания Зубахина стороной обвинения не оглашались, его слова, по мнению адвоката, ни о чем не свидетельствуют. Янчук переходит к оглашению показаний Сергея Карепкина, который вспоминал про профессиональную деятельность в правительстве области, а также про разговор, который состоялся между ним и губернатором области.
— В итоге я просьбу Хорошавина не выполнил. И ни у кого никаких денег не просил и денег не собирал, — цитирует бывшего зампреда адвокат. — Карепкин отказался выполнять эти требования, но он все равно член организованной группы, как так у обвинителей вышло?
Для контраста Янчук зачитывает показания Карепкина, которые он давал на предварительном следствии и от них отказался. Именно они легли в основу обвинительного заключения — Карепкин вместе с Борисовым собирал деньги на выборы.
— Я сейчас ухудшаю положение фигурантов, но первое, что должен был сделать следователь, включить в ОПГ Борисова, вменить ему 15 миллионов рублей и 150 тысяч тоже, — говорит Янчук. — Единственный абзац, который относится к "Мерси Агро Сахалин", включает разговор Карепкина и Борисова. Но никаких денег там нет — ни 400, ни 15.
Подводя итоги блока, Янчук заключает, что обвинения, предъявленные Карепкину, противоречат показаниям Зубахина, обвинения, предъявленные Борисову, противоречат показаниям Карепкина. Все и все противоречат друг другу, следствие основывается на процессуальном винегрете.
После перерыва Янчук продолжает разговор о том, можно ли признавать показания, которые Карепкин давал в ночь задержания, допустимыми или недопустимыми. Гособвинители подобным вопросом не задаются.
— Законность и правдивость показаний обвинение объясняет наличием ордера адвоката Ермолаева и наличием удостоверения, а также "ходательством", как написал тогда ночью Карепкин, — говорит Янчук, напоминая, что первый допрос зампреда проводили ночью, сразу после задержания. При этом вместе с Карепкиным присутствовал адвокат, приглашенный следователем. Адвокат отмечает, что речь идет, с одной стороны, об адвокатской этике и допущенных со стороны его коллеги (защитника Ермолаева) элементарных процессуальных норм.
— Факт незаключения соглашения об оказании адвокатской помощи не оспаривается. Допрос Карепкина производился в ночное время, что недопустимо, но этот момент Ермолаев Карепкину не разъяснял. Кроме того, Ермолаев был приглашен следователем. Здесь налицо признаки нарушения закона об адвокатской деятельности, — говорит Янчук.
Защитник Карепкина отмечает, что адвокат Ермолаев нарушил закон и понес наказание (адвокатская палата его наказала), но гособвинение утверждает, что нарушений нет. Ночные показания Карепкина для стороны прокуратуры по-прежнему являются весомыми.
— Позиция простая по эпизоду Зубахина — органы предварительного следствия должны были доказать вину Карепкина, но они ее не доказали. Видео- и аудиофиксации о том, что передавались денежные средства, вам, ваша честь, сторона обвинения не предоставила. А что предоставили обвинители? Только показания Зубахина. При этом у Зубахина есть мотив оговорить Борисова, — говорит Янчук и отмечает флюгероподобное поведение Зубахина, который сначала говорил одно, потом другое, его привлекли к уголовной ответственности по поводу дачи взятки, но затем дело закрыли.
У Борисова, отмечает Янчук, есть прямой мотив оговорить Карепкина. После дачи показаний ему изменили меру пресечения, отправили под домашний арест.
— Все доказательства — показания двух человек. Но почему слово одного должно быть весомее другого, — говорит Янчук и еще раз фиксирует внимание присутствующих на выдержках из Конституции, что любые сведения толкуются в пользу обвиняемых. — Хотелось бы затронуть справедливость. Приходившие в суд предприниматели, которые признавались, что давали взятки, не были привлечены к уголовной ответственности. Их назвать пострадавшими не получается. Есть ли в деле потерпевшие вообще? Кто пострадал? Конституция и вера в закон пострадали!
Янчук отклоняется в исследования русского языка, озвучивая "агрессивные", по его мнению, глаголы, которые фигурировали в деле в "серии" свидетеля Горбачева (несмотря на масштаб его фигуры для процесса — его фамилия в обвинительном заключении встречается чаще остальных) и серии Карепкина, занимающее даже в лингвистическом смысле довольно скромное место.
— В чем обвиняют Карепкина — в том, что он довел до Борисова необходимость дать взятку Зубахину. За что для него просят 8 лет? Может быть, обвинение доказало, что Карепкин нажился в ОПГ? Прицеп, на который наложен арест, часть квартиры, где живут его дети? То есть вину доказывать не надо, но арест наложить можно. Понятно почему обвинитель не смог толком придумать обвинения для Карепкина. За что он должен сидеть? Вы Карепкина обвиняете и судите по закону или просто потому, что надо кого-то судить? Почему Горбачеву повезло? А с Хорошавиным прокуратура поступает еще хуже. Вы фактически попросили для него смертную казнь.
— В материалах дела отсутствуют доказательства вины Карепкина. Как Карепкин передавал деньги Хорошавину? Даже это не расписали, понимали, что и так сойдет. Это Простоквашино, только в худшем смысле этого слова. Этот момент не стали доказывать и не стали, — не утихает Янчук. — Ни одни показания по делу, свидетели не сказали, что передача денег или непередача этих средств Зубахиным как-то повлияет на реализацию проекта. Более того, спасибо коллегам-защитникам, которые нашли бумагу, что Карепкин пытался наоборот помочь и найти средства для реализации проекта. Нет оснований говорить о том, что Карепкин состоял в ОПГ. Вовлечение Карепкина в ОПГ в 2009 году обвинение напрямую связывало с эпизодом Осадчего, отказавшись от которого логика привлечения Карепкина в группу у следствия рассыпалась вовсе. Как прокурор может говорить о доказанности вины подсудимых, если даже не говорит о том, что было ими опровергнуто!
Янчук вспоминает о специалисте, которого сторона защиты привлекала для анализа показаний Зубахина. Выводы, которые сделал исследователь, говорят о том, что показания Зубахина в разное время дословно совпадают. То есть они не были записаны от первого лица, а просто перенесены из одного протокола в другой. Есть и другие признаки того, что показания Зубахина были созданы кем-то третьим.
В противовес адвокат вспоминает про мнение исследователя со стороны гособвинения. Специалист анализировал речь Карепкина и Хорошавина на записи, выявив в разговорах маскировку речи.
— Мы все сейчас маскируем свою речь! — восклицает Янчук, перечисляя увиденные им противоречия в подходе специалистов, привлеченных обвинителями.
Янчук задается вопросом, почему следователь Чернышов, в нарушение норм УПК, заказал экспертизу в коммерческой фирме.
Игорь Янчук, стоя за кафедрой рядом с висящим на двери хэндмейд-плакатом с хронологией эпизода Зубахина, неутомимо продолжает обрушивать на фигурантов, адвокатов, судью и прокурора кипящую лаву из слов.
Адвокат Карепкина фиксирует внимание на экспертизах, которые проводили привлеченные следователями специалисты, а также нормы УПК, которым подчиняется процесс, регулирующий подобные исследования.
Следствие назначило проведение экспертизы определенным специалистам, но материалы дела на исследование направили в ООО. Кроме того, адвокат обращает внимание на сроки проведения лингвистической и фонескопической экспертиз. Ее заказали 22 июня 2015 года, 31 июля изготовили, а в августе с этим заключением начали знакомиться стороны. Между тем госконтракт с физическим лицом на выполнение экспертизы документально был заключен намного позже. "Физически экспертизы еще не было. Получается это юридически ничтожный документ. Имеет место быть какой-то процессуальный междусобойчик. И так вот людей судят", — заключает Янчук.
Почему так произошло, а также что с этим делать, судья, по мнению Янчука, теперь разберется в совещательной комнате.
— Следователь Чернышев сначала получил экспертизу, убедился, что она его устраивает, а только после этого заключил госконтракт и заплатил физическому лицу Зиновьеву, а не юридическому. Это не мошенничество в процессуальном масштабе? Где эксперт Ушакова, откуда взялся Зиновьев? Они даже из разных регионов и не имеют отношения к друг другу. На фоне этого я не понимаю, за что судят Карепкина?
Янчук выяснил, опираясь на материалы уголовного дела, что экспертиза за подписью Ушаковой, не имеет силы — контракта с ней никто не заключал. Ни юридически, ни фактически она не имеет к документу, на который опирается сторона обвинения, отношения.
— А ее ли вообще под экспертизой подпись? Я сомневаюсь, — говорит Янчук. — Честно говоря, если даже считать что подслушка, которую как раз и анализировали эксперты, добыта законным путем, не имеет никакой силы.
Адвокат вновь углубляется в теорию, поясняя, как по закону должны проводить наблюдение и прослушивание. Этот процесс ничего общего не имеет с "оперативными материалами", добытыми в ходе следствия по делу Хорошавина.
— Слушают в 2014 году, о чем говорили Хорошавин и Путин. Так кого слушали, Путина, может быть? Вот так работает закон. Непонятно, в чем обвиняют наших доверителей. Мне интересно, какой должен быть допуск, чтобы слушали Путина? Кто за это ответит? А где судебное решение, основа основ? Путин — гарант Конституции и на саму Конституцию при этом закрыли глаза, — говорит Янчук. — Но стоит ли удивляться, нам указывают на то, чтобы мы сами свои законы выполняли.
Янчук переключается на другую тему, вспоминая, что гособвинители в процессе прений сетовали, что подготовили порядка 300 вопросов, но Карепкин, как и другие фигуранты, на них отвечать отказались.
— Я подсчитал, что за два года следователи задали Карепкину 20 вопросов, человеку, который по квалификации его деяний занимает четвертое положение после террориста, — говорит Янчук. — На очной ставке Борисова и Карепкина задали один вопрос: что вы можете пояснить к показаниям Борисова? Задают вопросы без процессуального фанатизма, так добывают доказательства. То же самое при очной ставке Хорошавина и Карепкина и Осадчего. Не нужно было им все это время ничего спрашивать по существу, но на прениях говорят про 300 вопросов.
Янчук сыпет риторическими вопросами, миксуя их с проанализированными стороной защиты фактами.
— Я зачитываю Бюджетный кодекс Российской Федерации, замечу — не Новоалександровки, не Лугового, а Бюджетный кодекс России, что нельзя было делать — предоставлять бюджетные инвестиции юридическим лицам, — начинает Янчук цитировать законодательство, которое установило порядок финансового взаимодействия между частным бизнесом и государством. — Так что должны были делать Хорошавин и Карепкин? Идти против законодательства? Что должен был делать Борисов? Не голосовать за проект? В чем там преступление? Где доказательство того, что вы предоставляли в обвинении? Никто не доказал лоббирование чьих-либо интересов со стороны бывших чиновников. Где допрос бывшего министра финансов Карповой в материалах уголовного дела? Не устроил следователей? За такое умышленное сокрытие есть статья, но у нас обвиняют других лиц.
— В совещательной комнате суд должен вынести приговор. Я прочитал достаточно, чтобы доказать невиновность своего доверителя. Вина Карепкина не доказана. Такая погрешность кажется мелочью — на фоне огромных ошибок, которые были допущены следствием. В таком виде дело вообще не должно было пойти в суд. Прошу вас, ваша честь, поскольку по эпизоду Осадчего обвинение отказалось поддерживать обвинение, срок просили только по одному эпизоду, прошу этот эпизод исключить. В части эпизода Зубахина прошу Сергея Петровича оправдать.
Елена Поликина приобщает озвученные материалы к уголовному делу. Сергей Карепкин просит объявить перерыв до завтра. Елена Поликина поддерживает инициативу.