Большое дело маленького острова: журналисты Sakh.com высказались о суде над Хорошавиным

Кирилл Ясько, корреспондент Sakh.com, несколько десятков заседаний

Дело Хорошавина — многотомный кирпич обвинений во взятках, построении организованной преступной группы, влиянии на выборы и других преступлениях обрушился на просыпающийся Сахалин утром 4 марта. История во многом стала для области шоком — не то чтобы предпосылок не было вовсе, но такого развития событий (и такого стремительного) не ждал никто.

При этом, признаюсь честно, меня в первые дни и даже месяцы дело никак не касалось и даже не очень волновало. Я никогда не работал с Александром Вадимовичем в поле, не бывал в пресс-турах, организованных правительством. Вываливаемые СМИ факты, один громче другого, удивляли: миллиард, квартиры, машины, "Лексус", любовница — но не более того. Шока не было, не было осознания свершившегося возмездия или, напротив, произвола.

Хорошавин для меня тогда был человеком из какого-то другого мира, отделенного от повседневной реальности тонкой пленочкой телеэкрана или монитора компьютера, за которыми те самые миллиарды, Путин, отчеты об успехах отечественных комбайнеров полей и героических экипажей "Тополей", бороздящих бескрайние тундры назло потенциальному противнику.

Спустя несколько часов после известия о задержании мы с коллегой уже ехали в Холмск — снимать историю сахалинских школьников, год за годом побеждающих на олимпиадах по различным предметам. О задержании мы, конечно, говорили, но качество дороги через перевал волновало больше.

Вернуться к истории бывшего сахалинского губернатора и его многомиллионных активов — то ли честно заработанных, то ли ловко присвоенных, пришлось спустя год. В феврале 2016 в Южно-Сахалинске начали рассматривать иск об обращении имущества семьи губернатора в доход государства. Фунты, франки, евро, доллары, машины, ручка за 36 миллионов… Уже тогда стало понятно, что к делу будет множество вопросов — в воздухе повисали риторические "как оценивали?", "почему привлекли совершеннолетнего сына?", "где же претензии администрации президента?". Имущество у Александра, Ильи и Ирины Хорошавиных конфисковали. Купленное до 2007 года, приобретенное позже, оформленное на сына и вовсе не нуждающееся в оформлении. Сперва в первой инстанции, а потом и в апелляции.

Примерно тогда я понял, что машина российского правосудия, однажды вставшая на четкое направление обвинения в отношении конкретного человека, с него свернет едва ли. И все неотвеченные вопросы, сомнения и противоречия здесь должны быть просто уничтожены и сметены на обочину. Иначе что-то сломается в этом закованном в броню, но хрупком внутри механизме суда и следствия.

В феврале 2017 года на остров прибыло и первое уголовное дело в отношении бывшего губернатора. Я был там буквально с первого дня — снимал, как на еще закрытые предварительные слушания вели закованных в наручники Хорошавина, Карепкина и Икрамова. В течение всего этого года я ходил на десятки заседаний, провел в зале, наверное, сотню часов, выслушал целую кучу свидетелей, страницы письменных доказательств. Стал бы я называть Хорошавина и его бывших коллег виновными или невиновными? Пожалуй, я все-таки доверю эту честь Вашей чести в черной мантии.

Но одно я понял — попасть в жернова системы, способной осудить за взятки и не показать денег, согласной поверить в деятельное раскаяние взяточников, построивших на дружбе с властью свое благосостояние, готовой слушать кабинет губернатора, сегодня может любой. И доказывать ничего не придется. Пришли за губернатором, придут за сантехником. И дело тут даже не в том, воровал или не воровал он вантузы. А в том, как сказал известный персонаж, что ты выбираешь — правду или свободу.

Наталья Голубкова, корреспондент Sakh.com, несколько десятков заседаний

Раньше я не сталкивалась с тем, как работает наша судебная система, и надеюсь, мне не придется сталкиваться с этим впредь. Разве что по работе. И, скорее всего, я буду вынуждена бороться со скептицизмом, возникающим рефлекторно, как тошнота. А может и нет.

Во время этого процесса мне часто вспоминалась фраза знакомой девочки-режиссера, которая сняла документалку "Дорогой дядя Вова". Это история про Леонида Ковязина, арестованного на Болотной площади в 2012 году. Тогда мы говорили об этом, и я в ответ на какие-то ее безапелляционные суждения о нашем правосудии робко предполагала, что, может быть, не надо так уж критиковать, может, не все так однозначно, может быть, кому-то просто выгодно скомпрометировать нашу судебную систему.

— Да ее не надо компрометировать. Она хорошо справляется с этим сама, — ответила девочка.

И вот эта фраза время от времени всплывала в памяти, пока судили Хорошавина и его подчиненных. Одно то, с каким завидным постоянством пачками отклонялись ходатайства стороны защиты, как будто просто потому, что их нужно отклонять, без всматривания в суть, говорит о многом. А это едва проявляемое выражение досады, или какой-то недоброй иронии, или снисхождения на лице судьи, когда адвокаты или подсудимые начинали что-то говорить, с чем-то не соглашаться, просить что-то пересмотреть? Думаю, в жизни Елена Поликина — эмоциональная женщина, поэтому иногда ей было трудно спрятать свое истинное отношение под маской беспристрастности. Икрамова она, например, даже подкалывала временами. При желании можно покопаться в огромном количестве новостей в тематическом разделе "Дело Хорошавина" и найти моменты, когда судья прямо-таки "троллит" экс-советника экс-губернатора.

Но все это, конечно, субъективно, на уровне впечатлений и ощущений.

Мне не по душе радикальность. "Быстрей бы этот детектив закончился с результатом всем по двадцатке!" неприятно в такой же степени, в какой и "Сашку! Сашку! НА ВОЛЮ!" (комментарии с форума Sakh.com).

Эти вечные попытки приблизиться к безоценочности… Вот сегодня назвала творчество Ольги Бузовой отвратительным, меня одернули в том смысле, что из соображений элементарной тактичности не стоит выражаться так резко, и я уже задумалась и уже собой недовольна. Действительно, кто я такая, чтобы определять. Кому-то нравится, мне нет. Никто тут не является мерилом.

Но есть ситуации, когда осудить необходимо. И вот Поликина судит. Точнее, судят руками Поликиной. А мы наблюдаем и в большинстве своем думаем, что делаем выводы. Но это всего лишь эмоции. Для объективных выводов у нас слишком мало исходной информации. Многого мы никогда не узнаем.

Никогда не хотела бы работать судьей. Как потом спать спокойно?

Да, в такой позиции (безоценочной) есть что-то от амёбности, от шаткой и размытой точки зрения. Но вместе с тем, хочется верить, есть и что-то от честности перед самим собой. Я не знаю, что было на самом деле, я не летала над подсудимыми и бизнесменами невидимым квадрокоптером в те времена, о которых нам рассказывает обвинение, поэтому не хочу судить.

Впечатления от этого процесса у меня останутся больше даже не профессиональные, а какие-то человеческие. Взгляд Хорошавина и его манера держаться. Как будто он до сих пор губернатор, но в то же время что-то чиновничье вытравили из него эти годы в СИЗО. Он сильный человек, безотносительно вины.

Интеллигентный Карепкин и его удивительная жена, у которой хватает тепла и любви для всех. Ее приветливость в каждом слове и чемпионский титул в борьбе с унынием.

Какой-то внутренне невзрослый Икрамов.

Прокуроры — как будто ненастоящие, как будто герои механического театра.

Это абсурдное трехдневное стояние в ожидании финальной части приговора. А ведь Поликина может посадить всех, при желании.

И она это сделает.

Дарья Агиенко, корреспондент ИА Sakh.com, несколько десятков заседаний

Суд — это сложно, временами больно (многочасовое сидение, как и стояние, заставляют страдать организм), но самое главное и страшное — несправедливо.

Пройдя через гражданское дело, связанное с конфискацией имущества Хорошавина и его семьи, в принципе стало понятно, чего стоит ожидать от суда. Никогда не забуду фразу, которая стала ключом к пониманию системы, которую уверенно и грозно насаждают работающие в этой системе люди.

Генпрокуратура отнимала у опального губернатора имущество, когда тот сидел в Матросской тишине. Тем не менее процесс велся на острове, в стенах областного суда. В один из дней Александр Хорошавин, сидя в камере с камерой на другом конце страны, через видеосвязь недоумевал о вольной трактовке закона, который на острове допускает проводник Фемиды. "Я могу трактовать закон как угодно. Закон — это я" — сказал судья.

То, что закон точно не собираются трактовать в пользу Хорошавина и его команды, стало понятно с самого начала многострадального, многомесячного, многотомного, многотрудного и во многом формального и бездоказательного процесса в рамках уголовного дела.

Я не обеляю Хорошавина, не возвожу его на пьедестал великомученника, но для меня он был и останется крепким профессионалом, сделавшим для области и для отдаленных районов достаточно много.

Возможно, он где-то был не прав, возможно, оступился. Но если чиновник его уровня превысил полномочия — это должны доказать. Но доказывать, по всей видимости, нечего и нечем. Отсюда — огромное количество ляпов, сумятицы, шатких "вещдоков", которыми напичкано дело.

Отдельно стоит сказать о том, как все это время Александр Хорошавин держится — стойко, достойно, уверенно, с юмором. Даже не имея такой профессиональной поддержки, которую ему оказывает адвокат Ольга Артюхова, бывший губернатор, в этом нет сомнений, смог бы на хорошем уровне защищать себя сам, продираясь через юридические дебри и обходя процессуальные ловушки.

Среди участников процесса — адвокатов, журналистов и родных фигурантов, которые так много месяцев провели рядом, сложился свой микромир со своей атмосферой, темами для обсуждения и шутками. Каждый из постоянной команды адвокатов (за этот период было много второстепенных защитников, которые то и дело подключались к процессу и выбывали), безусловный профессионал, с каждым можно делать отдельное интервью.

У меня лично вызывали и продолжают вызывать недоумение небылицы и байки, "народное творчество", которое сахалинцы передают из уст в уста. Якобы ночью Хорошавин выезжает из СИЗО на машине, отправляется в ресторан или вообще ночует дома. Или что бывший губернатор сидит в очень комфортных условиях — камере-люксе. Мягко говоря, это неправда. Но видимо, людям легче поверить в это, чем в то, что Хорошавин и его команда третий год сидят фактически ни за что. Так это видится со стороны.

Вот о ком можно и нужно слагать легенды, так это о Татьяне Карепкиной и ее безграничной человечности. Супруга бывшего зампреда правительства за эти месяцы стала важным героем процесса, его весомым и значимым участником — дни, которые она пропустила в суде, можно пересчитать по пальцам одной руки. На месте Татьяны могла оказаться любая жена чиновника, но не каждая женщина выдержала бы все так достойно и честно.

Ксения Семенова, главный редактор ИА Sakh.com, вела онлайн-трансляцию судебных заседаний в течение года

Хорошо помню ту ночь на 4 марта, помню предшествующий ей день. Помню, как позвонили из ПСО и сказали, что пришли за Икрамовым, что силовики заполнили весь шестой этаж. Уже ночь — а никто не вышел. Не вышел и Хорошавин. Помню, как ошеломила меня новость о том, что у Хорошавина нет адвоката. Знаю, как искали его ночью. Теперь думаю, что хорошо — если бы на тот момент у него был адвокат, может быть, он не узнал бы Ольгу Артюхову, а она в этом деле еще один ключевой человек.

Давайте сразу все точки над всеми и.

Я за то, чтобы все коррупционеры отвечали за свои деяния. Чтобы неотвратимость наказания предотвращала преступления. Но я и за то, чтобы вина обвиняемых и обвиненных была доказана.

Я читала каждую онлайн-трансляцию Sakh.com по этому делу. Мои коллеги выше уже все сказали. Интересно, что я тоже об этом уже говорила, только много раньше. 5 марта 2015 года, вот здесь. Тогда меня обвиняли в защите Хорошавина, врали про меня, как про многих врут. Я сказала: если вина Хорошавина будет доказана, я возьму свои слова обратно, я признаю, что была не права. Но, кажется, мне не придется это сказать.

Сейчас я пишу этот текст, мои коллеги в зале суда, а судья оглашает приговор. Там много журналистов — в течение года никогда не было столько. Это понятно: всех интересует результат, а процесс не интересовал никого. Меня часто спрашивали, есть ли у нас, как у журналистов, какие-то проблемы в связи с тем, что мы так подробно и объективно это освещаем. Боялись ли мы это делать? Отвечаю: да, боялись. Были ли у нас основания бояться? Да, были.

Но когда понимаешь суть вещей, легко ее и принять. Делай что должно и будь что будет.