Последнее слово Горбачева: "Я ни копейки не брал, и Хорошавин это знал". Сахалин.Инфо
29 марта 2024 Пятница, 12:43 SAKH
16+

Последнее слово Горбачева: "Я ни копейки не брал, и Хорошавин это знал"

Дело Хорошавина, Южно-Сахалинск

17 октября в Южно-Сахалинском городском суде было закончено судебное следствие по уголовному делу Вячеслава Горбачева, бывшего руководителя секретариата правительства Сахалинской области при Александре Хорошавине. Прокурор попросила для подсудимого семь лет условно без штрафа. После обеда Горбачеву дали выступить с последним словом. Оно длилось около 15 минут. Sakh.com приводит расшифровку речи подсудимого.

Фото Натальи Голубковой
Фото Натальи Голубковой

Ваша честь, я полностью осознаю свою вину и прошу суд принять во внимание мое заявление. Коротко постараюсь высказать свое последнее слово, которое было предоставлено судом. На Сахалине я прожил более 40 лет. После института в 1977 году приехал в Корсаков, поработал на стройке. Через год меня взяли в корсаковский горком комсомола. Через год меня избрали первым секретарем корсаковского горкома комсомола. Это знак доверия, знак того, что я в общем за этот год себя проявил. Затем в 1983 году меня избрали секретарем сахалинского обкома, а затем, через три года, меня пригласили работать, я уже говорил, в это здание — Сахалинский обком КПСС. Работая здесь, я закончил Хабаровскую высшую партийную школу с отличием и имел два высших образования. Здесь прошла вся моя жизнь: трудовая, личная. Здесь я женился. Здесь у меня родились дети — дочь и сын. Здесь я приобрел очень много друзей, очень много знакомых. Когда жена захотела уехать в Москву к дочери, то я отказался, остался жить здесь.

Последние годы я работал в компании "Роснефть-Сахалинморнефтегаз". Не буду перечислять должности, но последняя — это помощник генерального директора. В силу этого в командировках на север мне приходилось сталкиваться с Хорошавиным Александром Вадимовичем, который на тот период работал мэром города Охи Охинского района. Когда ему стало известно, что его могут назначить губернатором Сахалинской области, он пригласил меня и предложил две должности. Одна должность — это заместитель губернатора, руководитель аппарата, а вторая — та, которую я занимал, руководитель секретариата. Я не хотел заниматься всеми этими делами, которые у вице-губернатора, и я остался руководителем секретариата, который на начальной стадии занимался составлением графика работы губернатора, составлением протоколов. В общем, я практически каждый день помогал ему в работе.

Первые годы после назначения Хорошавин проявлял самые лучшие свои качества. Тогда, если помните, невельское землетрясение, он каждый день туда ездил. Появились деньги в бюджете, он стал заниматься очень много социальной сферой — это строительство домов, детских садов, дорогу по его инициативе стали продолжать строить на север. Он проявлял все свои самые лучшие качества. Но прошло несколько лет, как Хорошавин стал меняться. У него появились стяжательские качества, проявляться все больше стали. Он стал очень негативно относиться к мнению других людей. Считал, что он все знает лучше других. Ежемесячно ездил по районам области, проводил общие собрания с населением и тут тоже старался довольно жестко вести себя на этих собраниях. И чем дальше, тем больше он стал проявлять свои негативные качества. Чтобы долго не перечислять, в 2004 году (в 2014 — прим.автора), где-то в марте я в первый раз с ним законфликтовал, написал заявление об увольнении. Затем в 2014 году в августе я уже не смог терпеть все его стяжательские вымогательские качества. У нас был разговор, и я написал заявление об увольнении. Тогда же мне мои коллеги, вице-губернаторы, сказали, что если я уйду, то это будет воспринято, как бегство крыс с тонущего корабля. Тогда к нему было почему-то отношение (внимание — прим. автора) со стороны администрации президента, со стороны СМИ. Стало ему очень много предъявляться претензий. В принципе было за что. У нас пошли какие-то непонятные покупки: Сахинцентр приобретался, здание бывшего банка "Сахалин Вест", у Латыпова приобретен лагерь "Восток". Это были непонятные действия со стороны губернатора. Мы знали и предполагали, почему это делается, но данных у нас не было, и губернатор продолжал свою деятельность.

Когда уже в 2015 году по возвращению из Красноярска я написал заявление об увольнении и заявил губернатору о том, что я не буду больше с ним работать, те деньги, которые у него в сейфе лежали… Я их не пересчитывал, даже у вас в протоколах записано, что он мне давал поручение пересчитать и ему в понедельник утром сказать. Этих денег я не касался. Так вот, я сказал, что больше этими деньгами и этими поборами, вымогательством с его стороны заниматься не буду. Он сказал: "Хорошо, оставляй заявление, я подумаю". Единственное, что он тогда сказал: "Деньги, которые в сейфе... Привези сумку и перегрузи эти деньги в сумку, я вечером увезу домой". Я перегрузил деньги из сейфа, которых там было порядка 68 миллионов или 60-ти с чем-то миллионов, и отдал помощнику губернатора Усачеву, чтобы он отнес в машину губернатора. Тогда, в тот день, 24 февраля, я сказал губернатору, что не буду работать с ним и не хочу заниматься вот этими вымогательствами. Вечером, насколько вы знаете, не буду долго, позвонил Икрамов, попросил, чтобы Усачев приехал. Мы приезжаем сюда и остатки, которые были в сейфе (14 миллионов), погрузили в сумку и отдали все это губернатору. Потом следственный комитет это у Бориса Усачева из машины забрал. И в тот день, когда нас арестовывали, один из работников следственного комитета сказал: "Все, что ты натворил, ты еще не знаешь". Потому что мы не знали про эти записи. "У тебя есть возможность частично помочь себе. Здесь находится генерал-майор юстиции, старший следователь следственного комитета Чернышов, он приглашает тебя встретиться". В этот же день, после того, как были произведены обыски в здании администрации, у меня дома (у гражданской жены Татьяны Владимировны). Ничего, конечно, найдено не было. Я ни копейки никогда не брал, и Хорошавин это знал, почему он и доверял мне. Меня привезли в здание ФСБ, я пришел к генерал-майору. Я сразу же, как мы пришли, написал заявление, что я готов все, что знаю, что могу, я все готов сделать для следствия. Мы просидели практически всю ночь с генерал-майором. Он мне задавал кучу вопросов. Потом он ушел, и я написал по всем пунктам, которые он мне продиктовал (порядка 30 пунктов), я по всем пунктам написал все, что я знал на тот момент. То, что требовал генерал.

Наутро нас всех собрали, привезли в аэропорт и повезли на самолете в Москву. Привезли в следственный комитет, там меня целый день допрашивали, а вечером повезли в следственный изолятор на Петровку, 38. Там я пробыл два дня и, почему я решил тоже на этом остановиться, там я сидел в камере со вторым подследственным. В силу того, что я плохо вижу, там допускал ошибки, которые недопустимы. Он меня избивал в камере, я кричал, подходили сотрудники тюрьмы. Меня спас там Борис Усачев, который сидел в камере напротив (и у них отдельная была камера для бывших офицеров, военных). Он стучал в дверь, кричал, и меня как-то частично спасали от этого моего соседа. Потом, по окончании срока, который мне был определен (это 48 часов), привезли обратно в следственный комитет, и генерал-майор сказал, что на следующий день я должен утром приехать и работать уже в составе следственного комитета. Повезло то, что у меня в Москве друг оказался, и мы приехали на ночь к нему на квартиру. Со следующего дня я каждый день в течение полугода расшифровал все эти записи. Я все, что знал, даже те, где губернатор через шреддер пропускал бумажки, я это все вспоминал и диктовал старшему лейтенанту, который со мной работал. Я все, что мог, делал в этой части. Расшифровывали, фонетические экспертизы и прочее. Больше года меня изо дня в день вызывали в следственный комитет и там все эти показания давал. Потом были другие действия следственные. Все закончилось судом. Я и до суда следователям давал показания по эпизодам, которые они задавали, и потом в ходе суда, поскольку у меня со зрением и с сердцем очень плохо, врач дал мне заключение, мне разрешила судья не прилетать на Сахалин, а вести участие в следственных действиях по видеоконференции. Сидела адвокат Артюхова (адвокат Хорошавина), смотрела, осматривала, а я честно отвечал на те вопросы, которые задавал прокурор Штундер, и честно давал показания по всем моментам. Все, что задавали в зале суда в Южно-Сахалинске, на все давал честные правдивые ответы. Суд закончился, и после этого, когда была подана апелляция, когда были поданы еще другие документы, все, что я мог, все, что я знал, я способствовал следствию.

В заключение, не хочу долго задерживать, ваша честь, я хочу вам сказать: мне 65 лет, у меня столько болезней, тяжелых болезней, в том числе ишемическая болезнь сердца, сахарный диабет и прочее, не буду перечислять. Я никогда не врал, ни одного дня, что у меня там давление поднялось, что я плохо чувствую себя. Я каждый день приезжал в суд в Москве и каждый день я участвовал в следственных действиях. Поэтому все, что я мог, я сделал. Теперь от вас, уважаемый судья, зависит, выживу я дальше или нет, потому что вот то, что меня избивали в камере, это будет еще хуже, если сейчас по истечению четырех лет это будет продолжаться. Я просто не выживу. Извините за долгую речь. Еще раз — я все, что мог, сделал.

После этого судья Алена Беляева удалилась в совещательную комнату для постановления приговора, который будет вынесен завтра, 18 октября.

Новости по теме:
 Показать все
Подписаться на новости