Летающие спасатели Сахалина

О спасателях Сахалинской региональной поисково-спасательной базы (РПСБ) в СМИ говорят нечасто. И неудивительно — ребята не выезжают на пожары, не вырезают жертв ДТП из искореженных авто и даже не вынимают котят из водосточных труб. Ведомственная структура "Росавиации" и задачи перед "летающими спасателями" стоят сугубо ведомственные — авиационно-космический поиск, спасение терпящих бедствие воздушных судов, оказание помощи в операциях с воздуха. Формулировки чеканные, правильные, официальные. Но за казенными фразами и форменными шлемами здесь, как и везде, скрываются живые люди. Корреспондент ИА Sakh.com провел с ними несколько часов, прикоснулся к тайнам парашютного искусства, поднялся в небо на спецсамолете, чтобы попытаться понять, что раз за разом тянет этих людей на километровую высоту.

Полчаса — и мы в небе

Взлетно-посадочная полоса аэропорта Южно-Сахалинска провожает в долгое путешествие очередное воздушное судно. "Боинг" быстро набирает высоту и скрывается в чистом небе. Под аккомпанемент его турбин по привокзальной площади к зданию спешат островитяне — счастливые, ожидающие, взволнованные. Впереди их ждут досмотр, взлет, полет, посадка, поиски багажа на шелестящей ленте. В Охе, Хабаровске, Москве или даже Сеуле — сценарий отлаженный, отработанный и привычный.

Жаль только, иногда судьба вносит в него неожиданные коррективы.

— Если воздушное судно не выходит на связь, то поднимают наших спасателей, которые дежурят круглосуточно. Шесть минут и они на борту спасательного самолета. Полчаса летом и 40 минут зимой  — и они в воздухе, — руководитель Сахалинской РПСБ Григорий Крившенко внимательно глядит прямо в глаза, пальцами перебирает на столе тонкую стопку бумаг. — После этого наша задача найти место аварийной посадки и первыми оказаться на месте. Чтобы сделать все возможное, помочь и спасти.

Справа от главного авиационного спасателя Сахалина — карта с отмеченным на ней районом ответственности. Под защитой — Сахалин, Курилы, громадные морские просторы.

— Под нами всегда поисково-спасательное воздушное судно — самолет Ан-2. Есть специальные радиотехнические средства. Если не получается обнаружить самолет технически — смотрим и ищем глазами. После обнаружения наша задача — скоординировать более серьезные силы и средства и, если необходимо, оказать экстренную помощь пострадавшим.

Если до места аварии можно добраться по земле — спасатели едут на спецмашине, если нет — вылетают и десантируются.

— Мы не спортсмены, которым нужны флажки и ровное поле. Мы готовы прыгать в любых условиях — ночью, в дождь, в снег. Можем приземляться на лед, лес, горы. Спускаемся со специальными грузовыми контейнерами — 30-40 килограммов медикаментов, палатки, какое-то спасательное снаряжение, — продолжает перечисление Григорий. — Мы ко всему готовы. Но, честно говоря, дай Бог, никогда не летать на авиационные происшествия.

Но и без них спасатели РПСБ без работы не сидят. В тонусе их держат операции по вызволению рыбаков с оторванных льдин, санитарные рейсы на севшие на мель или зажатые льдами суда. Одним из самых серьезных вылетов последних лет было спасение экипажа с тонущего судна в Невельске.

— Штормило, с воды на лодке было не подобраться. Пришлось нам снимать людей с помощью вертолета "Авиашельфа". Тогда вытащили 17 человек.

Дом, спасительный дом

Спасатели РПСБ "прописаны" на территории Южно-Сахалинского аэропорта. На третьем этаже небольшого здания, в котором расположены пожарное депо и служба безопасности воздушной гавани, они хранят снаряжение, ведут круглосуточное дежурство, тренируются, а в перерывах пьют чай или играют в настольный теннис.

На окнах здесь цветут цветы, на стенах — схемы, карты и роза ветров.

В трех минутах от здания на стоянке ждет своего часа Ан-2. Сегодня самолету вновь придется показать себя в деле — у спасателей проходят учения. Предстоит совершить два "легких" дневных прыжка и два ночных, "загруженных" комплектом спасательного снаряжения.

Но даже перед тренировкой в коридорах базы тихо и пусто. Несколько спасателей в одной из комнат рассматривают карту предстоящих прыжков, потрескивает динамик радио, деловито прохаживается вдоль стен дымчатый кот — местный талисман.

— Отличная карьера — экстрим. Мы сидим, ждем, готовимся. А если что-то где-то случится, мы быстро собираем команду и "вперед и с песней". Выручать друзей, которые попали в беду, — Михаил Дитяткин в РПСБ уже 9 лет. В спасатели пришел сразу из армии, "не снимая парашюта" — глотнул высоты во время службы в ВДВ. С тех пор небо манит, адреналин зовет. — Работа не то чтобы очень тяжелая, но требует определенного склада характера. Нужно любить небо — иначе никак. Не выдержишь.

За плечами Михаила — 970 прыжков. Все они, признается, уже слились в памяти в единое целое, один от другого отделяется с трудом. Яркие стежки в этом полотне полетов — две "отцепки", когда не открылся основной парашют. Но даже это от профессии не отпугнуло.

— Адреналин уже нужен постоянно, — признается Михаил. — Хотя и рутины хватает. Мы же много чем тут занимаемся — парашюты укладываем, лодки надуваем-сдуваем, смотрим, чтобы техника на фоксе была. Все-таки основная работа у нас — дежурство и тренировки.

— До выхода полчаса, собираемся! — доносится командный голос из коридора.

Через 3 минуты в коридоре РПСБ царит оживление. Спасатели одевают спецодежду, проверяют парашюты, протирают забрала шлемов. Между людьми стремительной тенью перебегает кот — тыкается носом в рюкзаки, трется о ноги.

— А как его зовут?

— Да кто знает... Кот и кот. Мне кажется, это вообще кошка.

— С парашютом не прыгает?

— Не, трусливая зверюга. Даже на машине проехать — целая проблема. Куда уж в самолет...

Еще 10 минут и спасатели выходят на улицу. От улыбчивых и открытых "рубаха-парней", кажется, не осталось и следа. Лица скрыты шлемами, спецовка скрадывает разницу в фигурах и даже росте.

Люди отступили на второй план, на сцену вышли профессионалы.

Закатное солнце красит золотом взлетную полосу и фюзеляжи стоящих на приколе лайнеров. Спасатели причудливым строем идут в сторону Ан-2. Природная красота, их, кажется, не трогает. Больше волнуют направление и скорость ветра.

Помни, потеря высоты невосполнима!

— Вообще дежурная смена находится в боевой готовности на случай аварийной посадки воздушного судна или катастрофы. Ждем тревоги — в этом наша работа. Спасательное имущество тоже у нас всегда в готовности,  — Виктор Рыжих давит на газ служебного авто. Сегодня он пропускает первый прыжок — ему досталось обустройство зоны посадки.

За рулем "проходимого" грузовика Виктор чувствует себя уверенно и свободно. Многогранность — вообще отличительное свойство спасателей. Они и парашютисты, и водолазы, и парамедики, и даже немного синоптики.

— Надо на поле успеть, пока наши не вылетели. Обустроить там все, подготовить.

Приземляться спасателям придется на одно из полей близ Новотроицкого. Это место, замечает Виктор, — разумный компромисс между отдаленностью от аэропорта, безлюдностью и безопасностью. Сейчас в центре поля максимально оперативно, предстоит установить ветролов-колдун, подготовить посадочный стол, вытащить рюкзаки для укладывания парашютов. Солнце стремительно уходит — чтобы успеть прыгнуть еще раз, надо спешить.

— Сегодня как раз и будет отработка наших основных приемов. Выход в район, поиск — это для летчиков. Десантирование — это уже для нас. В боевых условиях так все и происходит: приземляемся, проводим разведку, докладываем обстановку, что, где, как, нужна ли помощь. Если никого спасать уже не надо, оцепляем место происшествия и разбиваем лагерь.

ГАЗ, поскрипывая, неторопливо переползает придорожную канаву. В небе уже виднеется миниатюрный Ан-2 — кружась, приближается к полю.

— Быстро-быстро-быстро, — словно мантру повторяет Виктор.

Две минуты спустя в центре поля возвышается колдун, на земле расстелено полотнище-стол, сверху свалены рюкзаки для парашютов.

Первыми от спасательного самолета на высоте 900 метров отделяются "дубы" — десантники на учебных парашютах Д5-У. Такие купола не требуют особой квалификации, но и простора никакого — позволяют лишь безопасно спуститься на землю.

— Эти парашюты "дубами" и называют, потому что дубовые: ни туда, ни сюда. Куда несет ветер — туда ты и летишь. У "крыла", конечно, тоже не безграничные возможности. Но "конус" их значительно шире. А тут... — прищурившись, смотрит в небо Виктор Рыжих. — Что ты вертишься? Не вертись! Ровно, ровно! Вот, так и спускайся!

Пока первые парашютисты приближаются к земле, самолет делает еще один круг и преодолевает километровую отметку. Впереди прыжок опытных спасателей. 1000 метров, 1100, 1200... И вот фигурки десантников одна за одной отделяются от силуэта Ан-2. Несколько томительных секунд — и небо расцветает куполами — российским триколором, оранжевым, синим, красным...

Парашютисты-спасатели спускаются ровно, как по учебнику. Вот первый уже касается ногами земли. Мгновение и следом за пионером на поле приземляются остальные — снижаются, пробегают несколько метров и скрываются в невесомой взвеси парашютной ткани. В глазах, скрытых прозрачными забралами, горят азарт и сожаление, что полет оказался таким непродолжительным.

Перед первым прыжком парашют укладываешь сам

Поскрипывающий ГАЗ отправляется в обратный путь. В будке-кузове вповалку между парашютами, спасснаряжением и баллонами со сжатым воздухом сидят люди, только что спустившиеся с неба. Чертят в воздухе траектории, обсуждают недоработки и ошибки крайнего прыжка.

— Тут главное — не напрягаться. Иначе фигурка будет кривая, — рисует рукой зигзаг. — И тебя мотать будет.

— Ванька-то вообще мастер. Как пошел хорошо! Ровно, как приклеенный!

— Да все мастера, пока на камеру не снимут. Я вот когда учился прыгать, у нас были камеры на выходе из самолета. И ты приземлился, идешь такой гордый, павлин. А тебя инструктор зовет, садит перед телевизором и показывает твой прыжок. И долго, тщательно, медленно и аргументировано доказывает, какой ты лох на самом деле.

Несмелый смех в кузове.

— Так что лучше на камеру не сниматься. Будешь тогда всю жизнь считать себя асом.

Главный объект поучений и дружеских подколок — молодой спасатель Андрей Косарев. Он в РПСБ сегодня в статусе стажера — работает всего 9 месяцев. За это время успел 3 раза прыгнуть с парашютом.

— Это мое просто. Радость, адреналин, больше нечего добавить. Три секунды свободного падения — это очень круто. Да, пока только учебный парашют. Но еще прыжков 35 — и крыло доверят, — рассказывает начинающий десантник. — Я всю жизнь в спасателях — на железной дороге, в пожарной охране. Но здесь — как-то особенно. Все ведь зависит от человека — кому-то страшно, кто-то не может через себя переступить. А мне вот с самого начала нравилось, это был для меня такой кайф, что-ли. Думаю, я себя нашел.

На базу прибываем уже практически в сумерках. Второй "дневной" прыжок, видимо, придется совершать в условиях близких к боевым. Но спасатели РПСБ не переживают — покидают автомобиль, поднимаются домой. И там в длинном коридоре сосредоточенно и неторопливо укладывают парашюты. Кто-то парой, кто-то самостоятельно (но при помощи гири). У каждого в этом ответственном деле, говорят, своя уникальная метода и свои секреты.

— Каждый парашют имеет свою особенность. Видов ведь много очень. Это как в легкой атлетике — спорт вроде один, а соревнований куча. Так и тут. Кому-то нравится прыгать на дальность, кому-то на точность, кому-то с малой высоты. Есть еще акробатика купольная и групповая. Я, кстати, в свободное время как раз групповой акробатикой занимаюсь — 2-3 человека соберемся и строим фигуры, — укладывает крыло спасатель Александр Понизович. — По инструкции положено самому себе уложить парашют. Есть четкий алгоритм, есть правила. Но парашют — это же тряпка. Этот там уголок подогнул, этот здесь выгнул — у каждого свои маленькие секретики. В этом тоже своя особенность.

Александр Понизович называет себя сахалинским парашютистом. Прыгать он начинал больше 20 лет назад еще в аэроклубе, после работал там же инструктором. После развала организации предложили пойти в РПСБ. Согласился. Сегодня у него — более 3200 прыжков.

— Надо чтобы эта работа нравилась. Когда из-под палки и нет желания прыгать — ничего не получится, — подгибает уголок. — У нас сейчас мало вообще прыгают. И у каждого своя специфика — у военных, у лесоохраны, у спортсменов. — Разглаживает складку. — И у нас тоже: прыгаем в любом случае — в лес, темноту, на лед, с грузом. Такая работа.

Финальная часть укладки напоминает медитацию или молитву. Спасатели опускаются на колени, сосредоточенно глядят в переплетение парашютного шелка и строп. Секундное напряжение всех мышц, неуловимое движение чехла — и купол вновь готов к полету.

— Еще надо в себя верить, — добавляет Александр Понизович. — Ведь даже для первого прыжка сам себе парашют укладываешь. И основной, и запасной.

Чайавиация

За окном окончательно стемнело. Второй прыжок пока откладывается — в небе идут какие-то учения, и спасательный самолет не выпускают с аэродрома. Десантники, пользуясь передышкой, оккупировали уютную кухоньку. Разговоры за чаем — об авиации. Обсуждают преимущества Ан-а, размышляют о "старых добрых" Ту-22, Ту-134, экзотичном ТУ-124а.

— А у нас, слышали, "Цесна" в Хабаровск уходит. Сюда "Мауль" перекидывают.

— Частный?

— Да нет, для лесоохраны же. У него разбег маленький — метров 8 всего. Удобно. И посадка такая же.

— Почем купили?

— Коммерческая тайна. Но, говорят, недорого.

— Да, прикольный "Мауль", смотри, как взлетает, — поворачивает экран смартфона один из спасателей. Все собираются в кучку — оценивают новые авиационные перспективы.

Высота кромешная

Ан-2 поблескивает отполированным фюзеляжем — он только что вернулся с техобслуживания. Под крылом в свете аэропортовских прожекторов спасатели готовятся к взлету: осматривают парашюты, проверяют фонарики, включают нашлемные камеры.

Разрешение на взлет все-таки получено. Но прыжок из дневного все-таки стал ночным.

— 10, 11, 12.. Двенадцать человек на борту, готовы взлетать!

Самолет начинает разгон, за иллюминатором проносятся огоньки взлетно-посадочной полосы. Короткий разбег, отрыв — под правым крылом остается аэродром и далекие городские улицы. Спасатели внимательно следят за высотомерами и изредка пытаются перекричать ревуший мотор. Получается так себе.

Ан-2 выходит на эшелон в 900 метров. В салоне оживление — вновь первыми готовятся прыгать "дубы". Гаснут последние крохи тусклого света — чтобы перед выходом в забортную тьму привыкли глаза.

— Готовы! Первый пошел!

Один за одним молодые парашютисты с протяжным "с-ф-с-ф" исчезают во тьме. Опытные спасатели садятся на скамейки, еще раз проверяют все и вся.

Вдруг резко, безо всякого предупреждения, встают, и начинают замысловатый танец рук — какой-то тайный предпрыжковый ритуал, при виде которого у неподготовленного, честно говоря, замирает сердце.

А после собираются у выхода и вальяжно выходят во тьму.

Выдохнули, вольно!

— Команда боевая у Григория. Парни крутые, профессионалы. С ними классно летать и интересно, — командир звена Ан-2 Михаил Китов придирчиво осматривает железную птицу. — Я, честно говоря, не знаю, кто еще ночью прыгает у нас.

Пока на поле самолет готовится ко сну, в штабе РПСБ идет разбор полетов.

— В целом все прошло хорошо. Все молодцы. Проверяем, укладываем парашюты, приводим в порядок помещения. Всем спасибо за работу! — подводит итог Григорий Крившенко.

Позже уже у себя в кабинете руководитель в сердцах пообещает:

— И все-таки я проведу эти ночные прыжки с полезной загрузкой!

Ведь сегодня, из-за чьих-то секретных учений, так и не получилось. В этом свете решаю спросить о проблемах. Григорий задумчиво вздыхает и неохотно начинает:

— У нас главная проблема — кадровый голод. Тяжело очень людей найти. Есть старые работники — лет по 10 прыгают, еще в аэроклубе начинали. А новых трудно найти сотрудников. Многие приходят, но практически сразу уходят, понимая, что это не их работа. У нас тут ведь не только десантирование. И спуски с вертолета на подвесном устройстве, и водолазные, и медицина, и психология. Нужно освоить всю технику, которая есть у нас — каждый парашют, контейнер, лодку, все. На подготовку спасателя уходит полтора года! И это не полтора года в каком-нибудь техникуме отсидеть. Тут надо гореть, жить, хотеть. У меня ребята, да и я сам, уже не можем без неба. Месяц, два бывает прыжков нет — уже как-то тоскуем. Каждый прыжок — это уникальный опыт, с каждым ты тренируешься, открываешь в себе что-то новое. Немногие способны получать удовольствие от такого. Но те кто понял — уже не уходят.

Кроме кадров, добавляет командир, проблемы, как у всех — оптимизация, экономия.

— Островная область и вода вокруг — хотелось бы вертолет, конечно. Он более функционален, задач больше может выполнить. Но есть самолет — мы и ему рады. Хотелось бы больше тренировок и полетов. Но и то, что есть, те условия — это хорошо, это здорово.

Винтокрылую машину, кстати, в РПСБ ждут уже не первый год. Но пока, к сожалению, безрезультатно.

— Все эти проблемы, на самом деле ерунда. Знаете, что главное? То, что я не раздумывая доверил бы любому из ребят уложить для себя парашют. Без вопросов и опасений. Доверие — это в нашей работе все.