Остров Шумшу. Записки повара
Вступление
Легендарный остров, безлюдный ныне. В летописях Второй мировой известен последним сражением этой войны. В августе 2015 года мы были участниками экспедиции по поиску погибших в этой двухсуточной битве.
Что сказать... Добраться туда непросто. Острова и в 21 веке подтверждают свою непокорность человеческой страсти все упорядочить и расписать. Курилы — это ожидание хорошей погоды. Покури, подожди — вот что такое Курилы.
Старая поговорка тоже себя подтвердила: "Там, где начинается флот — там кончается порядок". Целый месяц прошёл, когда от Невельска на Северо-Курильск отвалил углевоз "Феско Приморье" с нашим контейнером. Закончились отпуска у людей, мечтавших попасть на раскопки, и за этот месяц из 14 человек осталось нас 8.
В Северо-Курильске ждали погоду на Шумшу, и потом обратно до самого Сахалина ждали, ждали — плашкоутов, вертолётов, самолётов… Из 30 дней экспедиции 22 ехали и ждали (!), а поработали только 8.
Телевизора дома почти не смотрю, консервами не питаюсь. В гостиницах Парамушира и Камчатки на всю оставшуюся жизнь наелся сериалов и тушёнки. Ну их к чёрту, Северные Курилы, больше не поеду.
Главное — сполна, достойно отработали техническое задание министерства культуры области. Не подвели тех, кто нас финансировал и помогал. Сквозь непогоду и дефицит времени, меньшим количеством людей — сумели результативно освоить немалые деньги, нашли останки 42 солдат и офицеров.
Наши благодарности правительству Сахалинской области и лично советнику департамента контроля аппарата губернатора и правительства Сахалинской области Елене Одинцовой, министерству культуры и лично начальнику отдела охраны объектов культурного наследия Елене Савельевой,
администрации Северо-Курильского городского округа и лично мэру Александру Серебрякову, вице-мэру Валентину Муртазину, краеведу-историку Игорю Самарину, компаниям "СОГАЗ", "Горняк", "Колос", "Главк".
Старт экспедиции
4 августа срочно выехал в Невельск. Надвигалась непогода, углевоз от шторма уходил на Курилы.
Парни — 7 человек — полетят туда самолётом через Хабаровск и Петропавловск-на-Камчатке. Я один сопровождаю наш контейнер, в нём продукты и питьевая вода, палатки, стулья-столы… Много всего. В контейнере и машина Андрея, джип с прицепом, на котором экспедиция будет передвигаться по Шумшу.
Выбраны якоря. Дождь. Низкие горы над Невельском просели в грязно-серый рассвет, и земля исчезла. Надолго, до самой Камчатки.
Потекли неторопливые ночи и дни. Сосед-матрос в каюте был молчалив, контейнер тоже внимания не требовал. По ночам уходил на бак судна, подолгу стоял там один.
Рубку углевоза скрывал туман. Бак-остров, сотни километров воды до ближайшей земли. Абсолют одиночества. Для тех, кто любит такое.
На четвёртые сутки вплыли в снега Северных Земель. Прямо по курсу Камчатка, справа ледники Парамушира, слева летний лёд вулкана Алаид, мне физически тесно после просторов Охотоморья.
С рейда Северо-Курильска на плашкоуте "Парамушир" добрался до берега. В гостинице уже наши живут, приплыли на "Гипанисе" с Камчатки.
(Самоходка "Парамушир". Стою на мостике рядом со шкипером, смотрю на карту в его ноутбуке, там приближается берег. Он что-то расспрашивает про поисковую работу — и мы оба не знаем, что жить экипажу плашкоута осталось меньше трёх месяцев. В октябре шторм перевернёт его возле Шумшу, спасется только один человек).
Вот и сейчас Второй Курильский пролив вскипел пеной волн, навигации нет, надо ждать.
Делать нечего — начали мы ездить везде, тренироваться, поиском заниматься. Помогал нам северокурильчанин Володя Юсупов, потом и на Шумшу с нами поехал, стал девятым членом команды.
Ждем погоду
На Парамушире не было войны в сорок пятом, японцы здесь нашим сдались. Всё ж таки мужики решили сбить охоту, да и приборы надо проверить, настроить, что-нибудь найти.
Вот они по склону рассыпались в цепь, здесь были японские казармы (потом наши бойцы жили), весь склон в засыпанных норах и ямах.
Кто-то копнул чугунный утюг наших переселенцев, маленький и красивый, вдруг голос Алексея:
— Патроны. Да много…
Его прибор "напел" металл рядом с раскопом "русский утюг", метрах в десяти.
Впервые вижу, как небольшая лопата раз за разом поднимает сразу по сотне патронов. Народ столпился, я вижу, что возбуждены даже опытные поисковики. Лёха на сгнивший ящик нарвался. От ппш, бронебойные.
Ещё склон усеян патронами от японских пулемётов и винтовок Арисаки. У многих сохран хороший, в ствол загоняй и стреляй.
Переехали в другое место, здесь Артём сразу японский снаряд ковырнул, 75 мм, следом нашу артиллерийскую болванку.
Андрей:
— Невозможно работать, земля нашпигована осколками.
Позже координаты ВОПов передали пограничникам для уничтожения.
Поехали дальше. Половина команды внутри джипа, половина в навеске снаружи, облепив маленький джип Андрея. (Так они и по Шумшу потом ездили, я не участвовал, поварил).
Заехали выше, на кладбище. Здесь свежие могилы и венки десяти советским бойцам, погибшим на Шумшу — их похоронили северокурильчане. Это итог работы в 2014 году "Первой сахалинской экспедиции на Шумшу" в составе шести человек.
Постояли, почтили воинов минутой молчания.
Поехали выше. Там плато, аэродром был военный. Слева предгорья вулкана Эбеко, справа в море обрыв, аэро посередине.
31 бетонных и земляных капониров для самолётов. Всё брошено, заросло, и только опытный глаз поймёт, какой огромный объём работы был сделан японцами, начиная с 1942 года.
В следующем году американцы выгнали их с Алеутских островов, война приняла затяжной характер (русские "недочеловеки" на западе тоже отчаянно "сверхчеловекам" сопротивлялись), и с этого года япы начали понимать, что их тихоокеанская авантюра "запахла керосином". Харакири запахла, тэппобарой…
Кончилось время нападений. Надо обороняться!
Армейские части высадились на Парамушире, начали строить аэродром Китанодай. Буквально через пять километров через Второй Курильский пролив флотские строят свой аэродром (Санкона) на Шумшу.
Зачем два так близко? Погода. Вулканический, гористый Пара и плоский Шу: тут ясно, можно взлетать и садиться — а там туман. И наоборот. Погоду диктует рельеф и пролив.
К тому же флотские не любили армейских, те отвечали им тем же. И тэппобару никто не хотел. Победа или смерть.
Американцы топили рисовые суда из метрополии, поэтому ещё и в огородах нагибались, их видно на современных космических снимках Шумшу. Сутками вкалывали под бомбёжками роботы синто.
На Шумшу
От порта Северо-Курильска до брошенного посёлка Байково на Шумшу всего лишь 6 километров воды. Четверо суток мы нервничали, наблюдали за кипящим от непогоды проливом, и вот 10 августа "Командор 108" перевёз нас.
Наконец-то закончился "тормоз" погоды и транспорта. Теперь всё зависело только от нас и тормозить мы уж точно не будем!
Выехали на машинах, потом маячник Володя пересел на вездеход. Интересный мужик. Типаж, можно сказать. Такие характеры образуются только в безлюдьях России.
Двое маячников с мыса Чубуйный да Володя на мысе Курбатова со сменщиком и женой — вот и все постоянные жители острова. На ГТТ везде он проедет, весь остров в его власти.
Такой не уживётся даже в Северо-Курильске — сцепится с первым же полицейским. Расейский, настоящий наш человек, без краёв. Западная свобода такому ни к чему, ему русская воля, как воздух, нужна.
Заочно познакомил меня с местным медведем. Тоже вольный, зовут Обама.
— Почему Обама?
— Да чёрный! С Камчатки переплыл.
Разговорились на общие темы, о службе. Оказалось, что очень давно, чуть ни полвека назад, нас обоих гоняли, шкуру спускали в одном и том же учебном отряде №25151. Поэтому Володя сразу отличил меня от остальных парней и позже, когда проезжал мимо нашего лагеря, всегда останавливался и громко кричал:
— Где мой сто пятьдесят первый?!
— Здесь я! — выскакивал повар из палатки.
А пока едем вдоль озера и по долине реки, которая была затоплена, слева видна разрушенная плотина. Гидроаэродром был.
Вечером подъехали к урочищу, у японцев называлось "Четырёхгорье". Сначала Близнецы, это два рядом малых холма. Потом Женская гора и Мужская гора, она повыше (на советских картах Северная, она же Высота 165).
Уже в темноте Володя нашёл нам отличное место под стоянку: у ручья, на ровном месте. Рядом стоял, сурово украшал наш бивак японский танк, рыжий от времени.
Работа
Обустроились, сразу вошли в ритм поисковой работы.
Подъём в 7 часов, на газу грею им большую кастрюлю воды. Они заливают кипяток в термоса, потом завтракают в командной палатке. Заработал дизель машины, 8 человек садятся внутрь и привычно цепляются в навеску за джип, медленно едут на Северную высоту. Она рядом, с километр.
Остаюсь один, но всё равно в курсе событий.
— Купыч, ты где? — моя рация (она всегда со мной) дублирует вопрос Андрея.
— Яму копаем, — отвечает Купа Купыч. — Что-то попалось…
— У нас котелок с записями.
— Понял, иду к вам — отвечает Купыч. Он не копарь, он ответственный за фото-видео. Все находки надо сразу фиксировать.
Рация замолчала. На базе продолжаю копать запруду в ручье. Проходит час в молчании, вот опять:
— У меня консервная банка, под ней кость, — докладывает Володя.
Через минуту он же:
— Японец…
— Начинайте окапывать вокруг, — включается голос Геннадия, опытного поисковика из посёлка Рощино.
— Японец, и не один, — отвечает Володя.
Геннадий:
— Сейчас подойду, не поднимайте без меня.
Опять рация замолчала надолго. Работаю щупом возле базы. Над палатками пролетает любопытный вертолёт, низко, на бреющем.
***
К вечеру они начинают спускаться к лагерю. Первый Алексей:
— Накопался, — говорит усталым голосом. — Все батареи на приборе разрядил.
Показывает мне находки: патроны от арисаки в обоймах. Это обыденщина Шумшу, об этом не стоит тревожить эфир. Сказал, что завтра будут докапывать японцев.
Вторым подходит Женя, потом ещё… Все поодиночке, такова специфика копарьской работы.
По очереди вываливают в траву находки: штыки, маленькие лимонки Ф1 без взрывателей, похожие на шишки корейского кедра. Выкладываются в ряд солидные, с ручками и ребристыми боками гранаты, радиус поражения 25 метров. Вот граната образца Первой Мировой Войны, впервые такую нашли. Целые снаряды с гильзами и гильзы отдельно, котелки, коротыши сапёрных лопат, одна из них царская…
Много земля отдала за день — а сколько ещё лежит!
Никто не торопится ужинать, устали. Ведь приём пищи — это тоже своего рода работа. Вот они медленно заполняют командную палатку и рассаживаются за столом. Тащу туда большую кастрюлю огненного борща — мой вклад в общее дело.
***
Перед сном постояли в ночном тумане, покурили с Алексеем. Поделился со мной:
— Когда работаю металликом, о деде думаю. О нашем доме родовом в деревне Мицулёвка. Помню, лежу мальцом в люльке, а дед надо мной медальками трясёт. Смеюсь я, он смеётся.
Он тоже призывался с Камчатки. Его товарищей сюда отправили Шумшу брать, а деда на Сахалин, Харамитоги воевать.
Копаю солдат, мысль сама приходит: он тоже здесь лежать мог. Уберёг деда Бог.
***
Алексей ушёл в палатку, я ещё постоял. Холодно как! Впервые в жизни промозглый август такой. Туман какой плотный... По записям в журналах боевых действий в тот август 70 лет назад тоже туман был.
Тогда за двое суток жестоких столкновений наших погибло 1022 человека. Может, и здесь в рукопашке сходились, где я стою, у ручья.
Записки японского танкиста (сокращено)
18.08.45 — день судьбы. Как во сне слышу голос вахтенного офицера господина Танака: "Враг атакует Кокутан и начал высадку. Тревога!!!"
Командир взвода отдаёт приказ готовить танки к бою. Пока не рассвело. Три часа тридцать минут по токийскому времени. Танк командира батальона не заводится, и он нервничает.
Полк подошёл к высотам. Доложили, что готовы к бою. Я сменил свою обычную зимнюю одежду на летнюю форму, побрызгал на форму и бельё из флакончика духами, привезёнными из дому, я был готов к смерти.
Был густой туман, впереди ничего не видно. Мой танк вошёл в туман первым и двинулся на север через Бисиндзян. Подошли к оврагу, остановились, чтобы выяснить обстановку. Командир полка и комбат пошли пешком вперёд. Мы были в ожидании.
Вдруг я увидел на восточном склоне Сириндзян стоящий на дороге лёгкий танк капитана Ито. Он был подбит из противотанкового ружья. Пошли мурашки по телу.
Чтобы себя успокоить, вынул сигарету. Но Ито сам угостил меня сигаретой от императора (ритуальная). Она была подходящая в тот момент. Остаток сигареты отдал подчинённым.
Высота покрыта туманом. Впереди ничего не было видно, туман мешал ориентироваться на местности. Соседний командир роты заметил сигнальный флаг и сразу двинулся вперёд под носом у врагов и повернул налево. Пришлось выглянуть из башни, чтобы увидеть, где враг. Если замечали чёрные фигуры, то стреляли из пушки и винтовки.
Из тумана вылетали маленькие чёрные комочки, попадали в бампер и взрывались. Это были ручные гранаты. Командир стрелял во врага из карабина, я из пистолета. Противотанковая пуля попала в башню. Танк вспыхнул и начал гореть как факел с необычным шумом. Было ощущение, что плавится металл.
Командир был убит в голову вслепую. Танк стал разворачиваться круто влево, и что-то ударило в левую руку, я получил сквозное ранение ладони.
Командир пятой роты сказал, что в его роте осталось шесть танков. Видимость улучшилась до сорока метров. Впереди горят танки, людей не видно. Между высотами показались все танки. Над головой летят пули.
Получили приказ ждать. Рассеялся туман, и зенитчики открыли огонь. Смотрю в бинокль на поле боя. Цепи противника идут в атаку на артиллерийские позиции. Когда открываем огонь, противник ложится, затем солдаты встают и бегут. Было видно, что снаряды наших танков попадают в цель.
Снова туман, и мы прекратили стрельбу. Начались взрывы, похожие на гранатомёты. Воронка до метра. Ясно, если попадёт в танк, броня не выдержит. Вдруг из тумана упало с десяток снарядов, но попаданий не было.
Подкрепились саке, прибыло подкрепление до двух батальонов пехоты. По дороге до оврага горело несколько танков, похоже, они были отрезаны.
Вдруг в тумане появились чёрные фигуры, оказались нашими сапёрами. Сказали, что отступают, и их поставили охранять танки. Лейтенант Фурудзава идёт на разведку.
С тыла подходит лейтенант Накадзима из штаба полка для переговоров с противником. Он взял взвод и пошёл вперёд, потом там началась стрельба и над головой полетели пули. Переговоры сорваны, переводчик ранен.
Ночуем у танков во рву. Враг окопался.
19.08.45
Туман не прошёл, начинает светать в пять утра, находимся на передовой позиции. Поднялось солнце, и приехал автомобиль со штабными офицерами для переговоров с противником. Около трёх часов появился штабист и приказал немного отступить с позиций, а стволы пушек отвернуть от врага назад. Потом получили приказ отступать.
20.08.45.
Утром собираемся опять двигаться на север, так как переговоры толком не идут. Идём шестью танками в разведку по бездорожью по тундре на западное побережье. На берегу врагов нет. Вдруг взрывы, шрапнель большого калибра. Возвращаюсь к танку и анализирую, откуда выстрелы. Похоже, это свои.
Ночью доложили, что левый фланг окружён врагом. Пошёл в разведку, взял пару гранат. Левая рука ранена, засунул пистолет под ремень. Обследовал местность, оказалось, просто паника.
21.08.45.
В обед на аэродроме Сан Коно получено донесение из штаба дивизии, что завтра в три часа дня назначено разоружение. Настроения нет. Собираем снаряды и жжем документы, они плохо горят.
22.08.45.
На танке еду на аэродром, думаю там прощаться с танком, чувствую, что он живой, и мне жалко.
23.08.45.
После обеда на аэродроме Сан Коно все разоружаются. Впервые вблизи увидел советских солдат. Вроде бы показались не дикими, но люди явно жестокие.
В ходе боёв погиб командир полка господин Икета и ещё 96 человек из 11 танкового полка. Теперь они лежат в этой земле. Единственное желание — больше этого не испытывать и не воевать.
Ночный шухер
Накатила усталость и на меня. Работа повара… Она самая лёгкая, она же и самая нудная.
После всех съел тарелку борща, осовел от еды, побрёл в свою продуктовую палатку. Сплю в ней один на коврике среди мешков и ящиков с продуктами.
Заснул рано, в 21 час, и уже ночью глубокой проснулся от шуршанья и треска.
"Крыса! — первая мысль. — В луке шурудит".
Но мешок с луком у меня в головах, а треск был где-то за ступнями.
Тишина. Ветер снаружи трещит флагом экспедиции. Показалось?
Как всегда в таких случаях, накинул на шею резинку с налобным фонариком и опять задремал.
Снова шорох и стук, просыпаюсь, включаю фонарь. Кто-то снаружи дёргает кабель, уходящий из палатки к генератору. Сильно дёргает, злобно, крыса так не сможет.
Дышать боюсь, тихо лежу. Как заворожённый, смотрю на толстый кабель, который дёргается, ходуном ходит в метре от моей головы. Пора давать ответку...
Решаюсь, хватаю за кабель рукой, дёргаю на себя… и мне на грудь падает отгрызенный конец кабеля!
Обама!
У поваров привычка: если что, мы сразу хватаемся за ножи. Выскочил из спальника и встал в центре палатки, занял круговую оборону. Голый, сжимая нож. Продуктовая палатка — сущий клад для медведя, плюс бонус: вкусный повар.
Рядом в спальной палатке ночуют восемь человек, и мне пора поднимать тревогу… но я жду. Свечу по периметру: откуда будет новая атака? Опять зашуршало в дыре к генератору, лезет кто-то ко мне… Вот…
Вот она, рыжая! Лисы голова!
Сразу отлегло, полегчало. Но как она сумела силовой кабель перегрызть?! Всяких лис повидал — не встречал таких, первая.
Голова лисы извернулась и попыталась ухватить упаковку пряников. Шуганул её и уже безбоязненно вылез наружу. Из соседней палатки доносился могучий храп мужиков. Их боятся, на такое "рычанье" и медведь не полезет, а одинокого повара всяк обидеть норовит.
Из тумана за фонарём наблюдала пара светящихся лисьих глаз, и я швырнул в них гранату. Пошёл спать.
12 августа
С утра они решили, что четверо продолжат поиск, ещё четверо начнут капитальную зачистку "японского окопа". С утра у повара всегда свободное время, я взял велосипед и покатил его пешком вверх, к ним на сто семьдесят первую.
Останки нашли буквально в 15 метрах от мемориала, все были удивлены.
Началось так: под прибором Володи звякнула железная банка. Современная, не с войны. Среди наших копарей у него меньше всех опыта работы с прибором.
Позже рассказывал мне, что был бы опыт большой, то копнул бы землю чуть-чуть: банка-то лежала почти на поверхности. Но "зря" загнанная на полный штык лопата вывернула кость человека.
Евгений потом сказал про Володю: "Чуйка есть". Не опыт, а что-то другое даёт таким людям находки.
Стали расширять… японцы лежат… вроде два, потом три… Вечерело, оставили на потом. С утра продолжили. Где три, там и семь… Были в шоке, конечно.
Подъехал к ним утром. В яме работал Артём, Купыч помогал. Евгений и Алексей снимали грунт по краям. Отдельно от костей лежали син-гунто — сержанский меч и кошелёк с жетоном и личной печатью.
Мне объяснили, что это так называемое "санитарное захоронение". Тела были сброшены в пулемётный окоп. Там и лежали они, вповалку, все семь человек.
Впервые такое увидел, сразу вспомнил экскурсию с Купычем на мыс Опорный. Это в Северо-Курильске, местные называют его Дунькин Пуп. Морская скала, вся в пещерах и дырках, как сыр. Четыре этажа оборонительных галерей.
Но вспомнил я не об этом.
Вспомнил джип на высоте, водителя, который разглядел нашу форму и остановился поговорить.
— Поисковики? Откуда?
— Мы с Сахалина, погоду ждём на Шумшу.
— Опять там солдат выкапывать будете?
— Да.
Он замялся, потом осторожно заговорил, выверяя слова:
— Вы знаете, у нас в Северо-Курильске смертность увеличилась. Как в прошлом году захоронили у нас на кладбище вами откопанных, так народ активно умирать начал. Я человек такой, в мистику всякую эту не верю — и всё ж таки… Может, не надо вам прошлое ворошить? Лежат солдаты и пусть лежат. Не надо их трогать, а?
***
Тогда мы не стали развивать разговор на деликатную тему, пожали плечами, на том и расстались.
Эти сомнения (прав тот мужик?) у меня оставались до этой ямы. Покопав с парнями часок, посмотрев, как кости лежат, решил: правда за нами.
Головы набок, руки-ноги шиворот-навыворот… Не для того этих японцев мать родила, чтобы они вповалку валялись, как животные в скотомогильнике. Людей надо хоронить по-людски, всех — и бывших врагов.
Другое дело — где наших хоронить. На Шумшу в месте боя? В Северо-Курильске? Где родился?
На эту тему можно поговорить, я здесь не буду.
***
— На связи, на связи. Как у вас дела? — из рации голос Андрея.
— С японцами закончили, ходим тут… — ответил Купыч.
Андрей:
— Я, похоже, нашёл место локального боя. Штык наш, два диска от дегтяря. Сейчас тоже тут похожу, более тщательно.
Ещё доклад: Алексей нашёл в стланике двух офицеров, лежали на поверхности незахоронённые (потом на личной печати прочитали фамилию одного: Ёщидзаки).
После обеда (я уже был на ручье километра за три) из рации голос Андрея:
— Всё, начинаем поднимать наших.
— Нашёл? — откликнулся кто-то.
— Да, поднял диск от ППШ, под ним наш боец. Над костями гнездо птица свила, словно знак мне подала…
Все переживали, что наших нет, что находим только японцев — и вот первый Андрей отличился.
***
Ручей был совсем пустяковый, мелкий, вода по щиколотку. По моему сахалинскому опыту тут не могло быть рыбы приличных размеров.
Но это Курилы! Вчера Геннадий сказал, что видел крупняк — и я сразу от копарей, от вершины, разогнался на велике, поехал вниз на разведку. На одних консервах жить скучно, на котловое питание нужна свежая рыба.
Тропы у ручья вдоль берега нет, низкая трава не мята ни человеком, ни зверем. Похоже, я первый здесь в сезоне рыбак.
Вот первая ямка, вода по колено, с радостью вижу там крупных рыб. Но они меня тоже увидели и исчезли в струях, яма пустая на вид. Кидаю в неё блесну — не клюёт.
Иду дальше, вот снова глубокое место. Меняю тактику: близко не подхожу, нельзя пугать жителей ямы. Ложусь на землю и сквозь траву осторожно ползу туда по-пластунски. Уже не рыбалка, а охота почти…
Вот обрыв в ручей. Из травы осторожно выдвигаю над водой кончик спиннинга, опускаю туда вертикально железную вертушку-блесну… Секунда, вторая, третья…
Удар! Живое хватает железо, гнёт спиннинг вниз, тащу его вверх. Рыба взлетает в воздух и падает ко мне на колени, потом в зелень травы, играет красками тела.
Форель! Красивая, как радуга, с чёрной пастью. По-местному — голец, по-научному — южная мальма. Веса в ней почти килограмм.
Быстро наловил парням на большую уху. Потом ещё пару раз приезжал за свежениной на кормилец-ручей.
Недобежавший
В этот день они решили работать в зарослях ольхового стланика неподалёку от дотов Ильичёва и Вилкова. Перспективное место, но и сильно осложнявшее работу металиком. Трудно всовывать тарелку прибора в хаотичные переплетенья карликовых деревьев.
Там его и нашли, и из всех сорока двух поднятых героев этот боец запомнился мне больше всех.
Вот Купыч берёт в руки череп, задумчиво, словно Гамлет в пустыни Шумшу, смотрит в пустые глазницы морпеха. Череп мал, как у подростка. Может, это был юнга, мальчишка-воспитанник?
Сутки плыл он морем из Питера и высаживался на Шумшу, сутки наступал, на третьи сутки поднялся в атаку — и лёг. Его война уместилась в два дня и в пять километров от места высадки с моря. До дота, который позже закрыли собой Вилков и Ильичёв, оставалось ему меньше ста метров.
Мы не знаем, как он погиб. У него не было ботинок и окончания ног. Узкая мальчишеская талия перевязана кожаным шнуром.
Ниже тела был противотанковый ров, и уже было ясно, что морпехи там накапливались, чтобы на ура броситься к дотам на высоте. Последний рывок. Поэтому немного он взял с собой: сапёрная лопатка в кожаном чехле, три диска патронов, две гранаты.
Сразу после боя товарищи забрали с него автомат, оставив у тела только гранаты. Похоронная команда не нашла его в ольховом стланике. Ильичёву и Вилкову дали героев, а он продолжал лежать, безымянный. Потом им поставили памятники, совсем рядом с ним… И сквозь кости мальчишки пробился первый росток.
Спустя 30 лет после его гибели родился мальчик Серёжа. Пройдёт ещё 40 лет, и повзрослевший Сергей найдёт его, уже покрытого тонким слоем дёрна.
В осаде
С тех пор, как лиса обнаружила лагерь, начались беспокойные ночи и дни. То мыло с умывальника стащит, то опять провод перегрызёт, молнию окна на моей палатке покусала, опять дыру к нашим пряникам сделает…
Особенно раздражён был руководитель Артём. У нас и так было много препятствий, и вот мы всё одолели, всё устаканилось, пошла работа — и опять проблема, никто не ожидал. Мнения разделились.
"Казнить!" — сказал Артём.
"Кормить!" — сказал Геннадий.
Большинство были за Гену — и начали сомневаться, когда увидели, что на помойке за корм дерутся уже две лисы! Сколько их здесь, желающих нас крышевать, дань брать? Всех нам не накормить!
***
Один в лагере, выпекаю оладьи. Вдруг вижу: вокруг командной палатки начинает кружить лисёнок. Вот он нырнул под тент…
Бросаю плиту и бегу следом. Начинаю гонять его среди стульев, потом зажимаю в углу у приборов и хватаю за шиворот. Мал щенок, а шея сильная. Пальцы руки начинают разжиматься сами собой.
Выкидываю наружу, налету даю пендаля. Недовольно ворча, он побежал в траву. Да и не очень-то быстро побежал. Как хозяин этого места, мы-то гости, ага…
В полдень возле помойки воткнул в землю лопату и ствол пулемёта, натянул между ними сеть на лису. Путанка, ячея на 35.
Приготовил мягкий мешок, чтобы придавить, не травмируя. Скотч — связать лапы и пасть. Потом отпустить гулять на проволочном поводке, кормить — чтобы не шкодила — до нашего отъезда. Такая была задумка.
Лиса сунулась в мелкую леску, брезгливо потрясла лапами… Не получилось.
Война гранат
— Артём, Артём, приём. Что нашли?
— Да ничего… Гранаты только, без взрывателей. Валяются тут десятками.
— У Лёхи лента пулемётная, от максима, — откликнулся Купыч.
А вот и Евгений:
— У меня какие-то две гранаты, здоровенные, с деревянными ручками.
В тот день они опять работали на Северной и меж собой дали ей четвёртое название: Гранатовая гора. Уж столько гранат было, всяких разных. Женя нашёл противотанковые кумулятивные РПГ-43, впервые на Шумшу. Откопали даже одну гранату конструкции Рдултовского времён Первой мировой войны: РГ-14 образца 1914 года.
Это был третий день раскопок, который не дал бойцов, зато парни нашли много ценных экспонатов для музеев.
Быт, рутина, работа
Вечером захожу в командную палатку, Евгений готовится ко сну. Нынче будет один спать здесь, охранять аппаратуру от лисы. В прошлую ночь она описала стул Андрея, а в позапрошлую перегрызла провода зарядок батарей и сделала попытку утащить нетбук Купыча.
Это очень серьёзно. Иногда хочется убить. Убивать нельзя.
Кто-то в спальной палатке личными делами занимается, кто уже спит… Здесь в командной по результатам дня продолжают работать только Купыч с Артёмом.
— Что там, подсумок?
Купыч смотрит снимки в нэтбуке:
— Часть подсумка. И мосина патроны. Оселок для правки. Пуговки, одна с якорем.
Так каждый вечер они работают с поднятыми бойцами.
— Как фамилия была на ложке? На букву "ш"?
Купыч листает снимки…
— Шастин.
Фамилия, выцарапанная на алюминиевой ложке. Артем достаёт бумажные листы, ищет фамилию в списках погибших и пропавших без вести.
Вечерняя рутина, кропотливый анализ.
Полевая работа дает новые факты, поправляет и забывчивую память наших стариков-ветеранов, и лукавую избирательность военных историков, и ошибки в ЖБД (журнал боевых действий), он пишется сразу после боя.
Купыч выходит из палатки, стреляет сигнальным патроном в подкравшуюся лису.
— Опять не попал?
— Да это лисёнок, жалко, я поверху.
— Вали всех подряд, потом разберёмся.
Рычит генератор, храпит кто-то в спальной палатке. Сегодня что-то рано все залегли, даже Серёга за ужином не веселил народ.
Выкапывать мёртвых тяжело и противоестественно для живого человека. У некоторых из нас совсем нет этого опыта, нет привычки. У поработавшего на месте боёв человека появляются фотографии, которые не каждый редактор опубликует, и возникают мысли, которыми человек не с каждым поделится.
После "японского окопа" к Володе во сне японец пришёл, зияя страшной раной лица. Сказал: "Ты нашёл меня в яме, с тобой лягу" — и лёг рядом. В ужасе Вова проснулся.
В другой раз он же во сне нашего солдата увидел. В длинной шинели пришёл ночью солдат, походил по лагерю молча и ушёл к себе на высоту. Словно позвал — и когда на следующий день они поднимали там матроса, над копарями кружила в небе одинокая чайка.
— Сто восьмидесятый ОАД, читаем список.
22 часа 13 минут. Я ухожу спать.
15 и 16 августа
На исходе дня Володя копнул осколок советской каски СШ-36, поисковики называют их "халкинголка". Начал копать ниже — там ещё каски.
По рации вызвал подкрепление. Кто-то нашёл осколок черепной коробки — всё ясно, человек наш лежит и скорее всего не один.
Погода мерзкая, туман с ветром, уже вечер. Поработали щупами и уехали на базу.
Когда я поднялся к ним утром 16 августа, увидел глубокую прямоугольную яму и пятерых копарей, отдыхавших на траве.
— Что здесь?
— Санитарное. Все наши, японцев нет. Уже десятерых подняли, ни одного целого тела. Головы, руки-ноги отдельно…
— Как они здесь наступали? — задумчиво сказал Сергей, вглядываясь в вершину Мужской горы. — На доты бежали. Тундра горная, ни кустика, ни ямки, где спрятаться можно.
Мне кажется, что я магнит,
Что я притягиваю мины.
Разрыв, и лейтенант хрипит,
И смерть опять проходит мимо.
К исходу дня они подняли из земли 23 наших бойца.
Балбесы, патриоты, негодяи, мародеры...
Уже после раскопок, когда мы на вертолёте прилетели с Шумшу в Петропавловск, увидел в аэропорту большой стенд. В дальневосточном Питере шла очередная предвыборная кампания, и какой-то очередной "достоевский" балбес так и написал: "Пришло время патриотов!".
На Шумшу мы 8 дней занимались в чистом виде патриотической работой, поэтому призыв со стенда упал на подготовленную почву, я начал размышлять на эту тему. Про известное выражение: "Патриотизм — это последнее прибежище негодяев". В Штатах, в Австралии есть бывшие сахалинские патриоты, в других комфортных странах они начали новую жизнь, бал, живут там, не тужат безбедно…
***
Шумшу. Полдень. Один в лагере, чищу картошку в палатке, вдруг слышу, как с дороги к лагерю съезжает квадроцикл.
— Эй! — крикнул кто-то. — Кто здесь главный мародёр? Выходи!
Подумал, что ослышался.
Это сейчас, после долгих размышлений пришёл к выводу, что чем благороднее цель — тем гнуснее обвинения. Люди не верят в искренность намерений. Эколог, охраняешь природу? Значит, тебя подкармливают заинтересованные богачи. Работаешь с детьми? Да просто в плохую погоду, в мороз и в метель подвёз чужого ребёнка до школы — получишь по морде от родителей, педофил.
Не на Шумшу мне надо было ехать, а на речку Мелкую, пороть тоннами браконьерскую икру — тогда я был бы всем ясен и понятен… И в себе бы не сомневался.
А тогда я действительно не понял:
— Что такое? Где мародёры? — вышел на голос из палатки.
На квадрике сидели трое.
— Палатки какие богатые у вас! Денег много, да?! Коронки золотые у трупов дёргаете, да?! — продолжал орать тот, что сидел сзади, самый старший. — Вы чо у братской могилы канав понарыли? Кто их закапывать будет?
Минут через пять понял суть его агрессии: мы местные, а вы "понаехавшие". Да и суть не в ямах и трупах, а в технике.
***
Больше всего дорогой коллекционной техники с Курил вывезли в хаос 90-х. Пока ещё не под флагом патриотизма, а тупо за бартер и доллары, самолёт стоил видеодвойку. С Шумшу, с Матуа… Позже много уникальных самолётов вывезли в Англию небезызвестные братья Хант — в 2003 году. Это три истребителя Ки-43; торпедоносец Б5Н Кейт, единственный в мире сохранившийся экземпляр (так они утверждают); истребитель зеро А6М26. Американские: 3 Кинг-Кобры, бомбардировщик Митчелл. Все с Шумшу. Про братьев можно рассуждать двояко, трояко: вывезли полулегально, дав на лапу заинтересованным людям. А можно так: сохранили технику от уничтожения. Уже в 1990-1992 годах на аэродроме в Байково кое-кто из местных городил кучи из самолётов — уникальных, коллекционных! Разрезал и готовил к продаже на цветмет. Можно и так рассудить: в 2003 году уже и жителей не было на Шумшу, резать было некому. Самолёты могли уцелеть до наших времён… Вопрос остаётся открытым, ясно одно: "Что имеем, не храним, потерявши — плачем". Мощный всплеск 90-х угас, но вывоз техники продолжился и позже, микродозами. Продолжается он и в наше время, на официальной основе. И ещё: по пока неподтверждённым данным от жителей Северо-Курильска, в начале лета 2015 года вывезен с Шумшу самолёт Кинг-Кобра. Кто-то видел его на одной из производственных площадок в Петропавловске. Тут уже уголовным делом пахнет.
***
Позже я его понял и простил — того, кто наорал на меня тогда в лагере. Ты от сердца прав, ты, который несправедливо обозвал нас мародёрами. Потому что имя твоё — северокурильчанин, ты много лет уже видишь, как заезжие со всего мира топчутся по безымянным могилам героев и грабят остров-музей. В том числе и под знаменем патриотизма.
Тема патриотизма сложна, каждый вкладывает в неё свой смысл или выгоду. А если просто — то так: слова и дела. Видимо, к ДЕЛУ патриотизма гражданин должен относиться вполне положительно, а к обиходно озвученному СЛОВУ патриотизм — крайне отрицательно, даже с опаской.
Слово это — как нож острый. Незаметно порезался, и потихоньку вытечет кровь с тела, останется дрянь одна.
Только политики и другие специально обученные люди могут употреблять слово "патриотизм" безвредно для здоровья. Нам, простым смертным, надо от него воздерживаться, лучше вообще исключить из своего лексикона. До беды недалеко: дырки в душе словом опасным прожжёшь, инвалидом станешь.
Фото Алексея Охрименко.