Сергей Хоточкин: корпорация развития Сахалинской области — не касса взаимопомощи и не "Роснано". Сахалин.Инфо
29 марта 2024 Пятница, 07:51 SAKH
16+

Сергей Хоточкин: корпорация развития Сахалинской области — не касса взаимопомощи и не "Роснано"

Финансы, Weekly, Бизнес, Южно-Сахалинск

Сергей Хоточкин никогда не стремился к публичности. Открытой информации о бывшем топ-менеджере "Роснефти", руководителе скандально известного ООО "БайкалФинансГруп" и "носителе секретов на многие миллиарды" удивительно мало.

Вот и сейчас он не очень хочет фотографироваться: мы, дескать, люди наёмные и просто делаем своё дело.

Один сотрудник областного правительства в приватном разговоре как-то выразил мнение, что такие мощные управленцы, как Хоточкин, — большая удача для Сахалинской области. Как бы то ни было, он теперь единственный из хорошавинского правительства, кто не просто "остался на плаву", но и занимает очень серьёзную должность — генерального директора АО "Корпорация развития Сахалинской области". Общество создано в конце 2015 года и располагает капиталом в 50 миллиардов рублей.

На карте Сахалина Сергей Хоточкин демонстрирует главную проблему с островными инвесторами: все рвутся на юг. Почему? Такая экономика.

— Мы им говорим: идите в Поронайск, Тымовское, где есть шикарные земли — но там население 40 тысяч, а здесь — 360, — рассказывает глава корпорации развития. — Инвесторы стягиваются на юг, потому что оптимизировать экономику можно либо за счёт снижения затрат капитального характера, либо приближаясь к рынкам сбыта.

У "Грин Агро Сахалин" в Троицком закладывается стоимость куба бетона для коровника 4,5 тысячи рублей, а для совхоза "Заречное" в Томари бетон уже будет стоить 10,5 тысячи из-за "транспортного плеча". И эта цифра не с потолка, она проходит государственную экспертизу, потому что надо везти либо бетон, либо материалы для него, которых нет на месте.

Об этом и о том, как сегодня корпорация работает с инвесторами, был наш разговор.

— Сергей Владимирович, зачем нам корпорация, если есть минэкономразвития Сахалинской области?

— Это две совершенно разные ипостаси. Мы же различаем МФЦ и магазин, производителей и власть.

Министерство экономического развития устанавливает правила игры и контролирует их выполнение. А корпорация развития — юридическое лицо, предприятие, созданное для извлечения прибыли и ведения хозяйственной деятельности. Мы — инструмент министерства экономического развития.

По аналогии, корпорация больше всего похожа на региональный инвестиционный фонд либо инвестиционный банк. У нас сосредоточены ресурсы, которые направляются для запуска инвестиционных процессов по правилам игры, установленным правительством.

Мы практически ничем не отличаемся от коммерческих банков, но не обременены нормативами регулятора — Центрального банка. То есть живём по законам не кредитно-финансового учреждения, а по законам предприятия.

И во всей своей деятельности мы заточены на региональное правительство, безусловно.

— Корпорация была создана достаточно быстро, и сумма под неё выделена колоссальная...

— Вообще идея создания региональных институтов развития не нова, мы практически уже опоздали с этим. В субъектах РФ существует 37 таких корпораций, самые первые появились в Калужской области и Татарстане примерно в 2007 году.

В Сахалинской области существовал риск, что эти деньги будут направлены на развитие всего Дальнего Востока. И тогда было принято правильное решение: не пытаться их раскидать по министерствам, по бюджетным процессам. Выделили в единый, хороший инвестиционный ресурс.

Сколько бы ни говорили, что деньги ушли в Фонд развития Дальнего Востока, все они находятся на территории Сахалина. Мы финансируем в обязательном порядке только проекты, которые локализованы на территории Сахалинской области, это принципиально.

— Какие ещё условия предъявляются к инвесторам?

— Инвестиционный меморандум можно посмотреть на нашем сайте. Мы не финансируем нефтяные и газовые проекты, потому что один из посылов — снизить зависимость регионального бюджета от нефтегазовой отрасли. Не финансируем инвестиционные идеи, если заявитель не вложил сам свои капиталы.

Проекты поддерживаются на условиях платности, хотя процент по кредитам меньше, чем в коммерческих банках — 5%. В этом есть экономический смысл. Эффектом от проектов может быть не только банковская маржа, но и бюджетные поступления, потому что мы увеличиваем налогооблагаемую базу. Плюс создание рабочих мест, расширение ресурсной базы для развития производств с высокой добавленной стоимостью.

Например, животноводческий комплекс в селе Пензенском будет производить 4,5 тысячи тонн молока, из них 1700 тонн — товарное молоко, которое будет продаваться на рынке, а 2800 тонн будет использоваться как сырьё для переработки.

Мы сориентированы на крупные проекты, для маленьких применяются другие механизмы поддержки. Корпорация развития неплохо структурирована, но по количеству сотрудников небольшая. На этот год правительство утвердило среднесписочную численность 15 человек. И понятно, что управлять инвестиционным проектом стоимостью 3 миллиарда или 170 миллионов — по трудозатратам практически сопоставимо.

Ещё мы не входим в проект, если в нём нет положительного денежного потока, так называемого cash flow. Финансовая модель должна показывать, что производимые товары и услуги будут реализованы на рынке, в том числе на экспорт, что цена конкурентоспособна.

— И всё же ещё раз: какие отношения связывают вас с Фондом развития Дальнего Востока?

— Фонд сегодня не является нашим учредителем и не имеет никакого отношения к управлению корпорацией. Это тоже один из мифов, что фонд управляет корпорацией, что все деньги выведены туда — ничего этого нет. У нас с ним такой же договор, как с транспортной компанией или арендаторами.

На этапе становления мы рассматривали два сценария: либо создавать очень мощную структуру до сотни человек, либо все необходимые услуги выводить на аутсорсинг. Для управления капиталом в таком размере есть нормативы, технологии, структурное понимание, как эти процессы строятся — это аудит, due diligence, комплексные проверки, экспертизы, анализы рынка. В общем, большое количество направлений деятельности.

Мы провели консультации, в том числе с минвостокразвития, и пришли к выводу, что для нас эффективнее управлять проектами через договор на оказание услуг. Консультантов и аудиторских компаний великое множество. Логика у нас такая: Фонд развития Дальнего Востока сегодня определён как официальный финансовый консультант Правительства России. Мы заключили с ним договор, разработали механизмы взаимодействия, и для нас это комфортно.

Фонд выступает в качестве внешнего эксперта, "одного окна" — у нас нет других договоров на консалтинг. Договор недешёвый, но он "в рынке".

Например, только по одному из проектов — производство холоднокатаного листа — нам нужно было провести транспортно-логистическую экспертизу: справится ли с этим порт, железная дорога, стивидоры? Одна из компаний из первой четвёрки консультантов запросила за эту работу несколько миллионов рублей. Таков рынок. Поэтому предложение по работе с фондом себя окупает.

— Фонд не может при определённых условиях наложить своеобразное вето на проект?

— Нет, они нас только консультируют. И всегда делают оговорку, что отвечают за достоверность своего мнения, но оно не является коммерческим или управленческим решением. Вся ответственность за принимаемое решение — на нас.

— Вы даёте деньги под 5%, и это не покрывает уровня инфляции. Получается, финансово корпорация — заведомо убыточное предприятие?

— Здесь нельзя считать бухгалтерски. Мы не ставим своей целью извлекать максимальную маржу.

Хочу сказать, что средний процент размещения временно свободных денежных средств у нас по первому кварталу составил 10,89%. Мы выплатили 340 миллионов налога на прибыль в региональный бюджет, а из депозитного дохода по решению правительства 5 мая ещё перечислили 1 миллиард рублей в бюджет Сахалинской области.

Поэтому для нас выгоднее деньги держать в банке почти под 11%, чем финансировать проект под 5%. Но корпорация не для этого создана.

Мы позиционируем себя как элемент экономической системы региона и считаем эффекты. В некоторых ситуациях просто оптимизируем экономические схемы. Зачем нам давать бюджетные деньги под 9% годовых, если бюджет будет из другого кармана субсидировать эту процентную ставку?

Государство всё равно идёт на безвозмездные расходы только для того, чтобы была создана здоровая социально-экономическая среда. Например, у нас сегодня насчитывается до 19 видов субсидий для сельскохозяйственного товаропроизводителя — на затраты капитального характера, на племенное хозяйство, семена, удобрения, комбикорма, на литр молока и так далее.

Когда мы определяем ставку, она может быть и меньше 5%. Потому что, чем больше процент, тем больше себестоимость, тем выше цена — и получается замкнутый круг.

— Кто определяет, на каких условиях и под какой процент давать?

— Решение принимает межведомственная комиссия, её возглавляет заместитель председателя правительства, который курирует экономику и инвестиционный блок.

Работая с инвестором, мы формируем досье проекта, собираем большое количество сведений: есть ли бизнес-план, финансовая модель, технико-экономическое обоснование, проектно-сметная документация и так далее.

Тем самым выявляем риски и формируем предложения, как эти риски снять либо минимизировать. Проводится специфичная, но уже устоявшаяся работа подобная той, что делают кредитные комитеты коммерческих банков.

И мы в конце концов формируем предложения для правительства и защищаем их вместе с инвесторами для того, чтобы нам разрешили этот проект финансировать на каких-то условиях.

— Много ли у вас сотрудников из прежнего состава ПСО?

(Задумывается) Пожалуй, только я, пресс-секретарь и ещё мой помощник. Несколько человек пришли из "Сахалинского агентства проектов развития", которое содержалось на деньги из бюджета, это не бывшие работники правительства. Учреждение в своё время было создано под министерством инвестиций и внешних связей, внедряло стандарт инвестиционной деятельности. Его функционал и компетенции остались.

И мы считаем, что это нормально, когда есть такая преемственность, потому что нельзя начинать серьёзное дело на пустом месте.

Кстати, любой человек может заявиться к нам на работу, на сайте есть электронная почта, на которую мы принимаем резюме. Мы как раз находимся в поисках компетенций.

— И какова средняя зарплата?

— Цифры я, конечно, говорить не буду. Отвечу по-другому. Мы — на 100% дочернее акционерное общество правительства Сахалинской области, учредителем у нас является министерство имущественных и земельных отношений. Живём по утверждённой смете, максимально привязаны к нормативам, которые приняты в исполнительных органах власти — допустим, командировочные расходы, аренда помещений или автомобилей.

Даже если мы заработали на депозите миллиард, то это деньги учредителей, а не наёмных работников. Возможностей для манёвра здесь у нас нет.

— Открытость и прозрачность корпорации развития всё-таки пока невысока...

— Ну что, мы будем заниматься самопиаром, ходить и рассказывать, что у нас 50 миллиардов?

Для нас вся открытость заключается в равном доступе любого инициатора инвестиционного процесса к так называемым "квазибюджетным деньгам". Мы эту возможность реализовали через единый стандарт подачи инвестиционной заявки на своём сайте.

У нас сегодня колоссальная активность, мы даже не ожидали: 54 инвестиционных инициативы от успешных сахалинских компаний. Из них сегодня 20 оформлены в виде инвестиционных заявок.

По двум заявкам мы приняли решение, что они не подпадают под правила игры и не имеют права получить бюджетную поддержку. Ещё две уже одобрила межведомственная комиссия, один проект финансируем, а по другому откроем финансирование в июле.

Один из проектов не одобрила межведомственная комиссия, и 15 находятся в Фонде развития Дальнего Востока в проработке, на эти процедуры отведено 60 дней. Мы, фонд и инвесторы в тройственном союзе работаем, чтобы довести проект до финансирования.

— Какие же проекты получают деньги, а какие отвергнуты?

— Финансируем мы проект "Мерси Агро" по производству свинины в Таранае. Он позволит нарастить собственное производство примерно до 7 тысяч тонн. У нас сложившийся объём потребления свинины — почти 14 тысяч тонн в год, а собственное производство — 1,1 тысячи. Дефицита нет, но сахалинцы платят деньги за привозную продукцию и таким образом поддерживают производство в других регионах.

В этом проекте мы контролируем цену реализации. Иногда в модель закладываются такие не совсем рыночные моменты, чтобы на стартовом этапе за счёт бюджетной поддержки насытить рынок товарной продукцией.

Второй проект, который получил одобрение, связан с модернизацией Шахтёрского порта, это строительство "Восточной горнорудной компанией" угольного конвейера и наращивание до 8 миллионов тонн добычи и отгрузки на Солнцевском угольном месторождении.

Проект предполагает 45,1 миллиарда рублей инвестиций, из них наших — 2,8 миллиарда. Причём на начальном этапе инвестор уже потратил 2,5 миллиарда. Наш первый транш по 2016 году — чуть больше 900 миллионов, а оставшееся мы в 2017 году будем перечислять при наличии целого ряда коммерческих условий — достижение определённого уровня добычи и отгрузки угля и так далее.

К сожалению, не прошёл межведомственную комиссию проект по строительству животноводческой фермы на 670 голов в селе Пензенское, который предполагал в том числе и переработку. Там очень высокие затраты капитального характера и сложная экономика. Проект отправлен на доработку, проводится оптимизация затрат.

— У него ещё есть шанс войти снова?

— Да, конечно, решение принято по факту того состояния, в котором этот проект находится.

Из ближайших проектов — мы в активном диалоге с авиакомпанией "Аврора" по приобретению двух маленьких самолётов под внутрисубъектовые перевозки. Это самолёты Dash-6, они позволят закрыть малой авиацией все наши потребности в перелётах. В частности, на Северные Курилы.

Предполагаем применить там лизинговую схему. Возможно, на свои деньги приобретём эти самолёты, а потом будем держать их на балансе, минимизируя риски возврата капитала, а деньги будем получать от проданных билетов.

— А ведь эти перевозки субсидируются. Значит, возврат вложенных средств в областной бюджет будет происходить тоже из областного бюджета?

— Да, совершенно верно. Но это, кстати, тоже нормальная практика, когда себестоимость перевозок выше, чем покупательная способность населения. Сегодня сотнями миллионов рублей исчисляются дотации из областного бюджета на то, чтобы организовать бесперебойные перевозки жителей до Охи, Шахтёрска либо морским транспортом на Курилы.

Проблема в другом — у авиакомпании нет самолётов для полётов внутри субъекта. И тогда субъект вынужден эти самолёты покупать сам.

С электричками такая же история — мы с пассажирской компаний "Сахалин", стопроцентной дочкой "РЖД", ведём переговоры по приобретению трёх дизель-поездов для организации пассажирских перевозок. И там тоже в возврате инвестиций будет присутствовать как коммерческая выручка от продажи билетов, так и дотации перевозчику.

— Предположим, вы за 3-4 года вложите все 50 миллиардов, а возврата ещё нет. Корпорация будет простаивать?

— Это сложно спрогнозировать. Возможно, что правительство примет решение о докапитализации. Но вообще, я думаю, что такой ситуации не произойдёт. Легко вложить деньги в бюджетные проекты, которые не требуют возврата — детские садики, дорогу до Охи. А мы вкладываем деньги в проекты, которые возвращают.

К примеру, у Фонда развития Дальнего Востока капитал 17 миллиардов, а они за 4,5 года получили одобрение по семи проектам общей стоимостью 74 миллиарда рублей, где доля фонда реально миллиарда четыре.

Мы будем запускать около 20 проектов с разными сроками и разной протяжённостью. На примере "Мерси Агро" могу сказать: мы начали давать деньги в феврале 2016 года, закончим в марте 2017 года. А возврат начнётся уже в 2019 году.

— Где-то можно прочитать информацию по проектам, на каких условиях вы даёте деньги?

— Может, мы по-разному понимаем открытость? У нас подписывается соглашение о конфиденциальности, мы всего-навсего как кредитор вкладываем немного денег.

К нам иногда являются разведчики, в том числе из соседних государств, и говорят: покажите нам, с кем вы там сотрудничаете. Здесь мы очень аккуратны, потому что являемся носителями чужих бизнес-секретов.

Есть уже и несколько запросов из прокуратуры, антимонопольной службы, инспекции по труду. Мы вниманием не обделены. Плюс у нас ежемесячная и ежеквартальная отчётность перед правительством по расходам.

Мы перевариваем огромное количество документов, но финансируем пока один-единственный проект, "Мерси Агро", по нему мы заплатили четыре транша, порядка 900 миллионов рублей. Каждый транш привязан к графику производства работ.

У нас заключён договор банковского сопровождения со "Сбербанком". И пока не увидим, что они использовали деньги по целевому назначению, мы следующего транша не даём. Если инвестор не выполняет обязательств, у нас есть механизм изменения условий и возврата займа.

— А по перспективным проектам?

— Можем рассказать, если интересно. Вот в Невельском порту предполагается развитие судоремонта и блочное судостроение, когда суда завозят по частям, а собирают у нас. Это уже производство, ориентированное на современные задачи.

У нас интереснейший проект по строительству морского вокзала и морского причала в Корсакове, где планируется у причальной стенки обрабатывать круизные суда. Мы должны вообще взорвать этот рынок и качественно изменить ситуацию с въездным туризмом.

В сельском хозяйстве, кроме "Мерси Агро" и "Грин Агро", есть ещё корсаковский проект, который без поддержки государства не реализуется, но это надо делать, это вопрос продовольственной безопасности.

Есть пассажирские перевозки, строительная отрасль, металлообработка. Что ещё? Мы выйдем, скорее всего, на финансирование нескольких подъёмников "Горного воздуха". Минспорт два подъёмника сейчас строит сам, а надо ещё шесть — скорее всего, придут к нам.

Подписали соглашение по мини-заводу СПГ в Дальнем — тоже мы с ними уже несколько месяцев работаем. Интереснейший проект по строительству водно-оздоровительного комплекса (но не "Аквапарка"), который будет включать в себя японскую баню — онсэн, в районе Грушевого сада. Уже смотрим, будет или не будет экономика.

— Проходила информация, что вы работаете с "Сахалинской нефтяной компанией"...

— С СНК мы в диалоге, но денег не дадим. Они обращались с просьбой выделить средства для проведения геологоразведочных работ. Это высокорисковые инвестиции, не имеющие отношения к нашим правилам игры, бизнес-процессам и бизнес-проектам. Таких примеров у нас сегодня три. Это НИОКР по извлечению рения из газов, производство жаростойкого волокна из базальта и геологоразведочные работы.

Всем отвечаем одинаково: вы в нас партнёров не ищите. Нужно не рассказывать про технологии, а прийти вместе с инвестором и убедить нас в том, что вы наши деньги вернёте. Мы — не касса взаимопомощи и не "Роснано".

Новости по теме:
Подписаться на новости