Отчет капитана Полуботко. Сахалин.Инфо
13 декабря 2024 Пятница, 20:51 SAKH
16+

Отчет капитана Полуботко

Наша история, Weekly, Корсаков

Начальник третьего партизанского отряда начальнику обороны Южного Сахалина.

14 октября 1905 года. Хиросаки (Япония).

Рапорт.

Отчет о действиях вверенного мне отряда при сем представляю.

Подписал: капитан Полуботко.

Прежде чем приступить к описанию действий вверенного мне отряда, именуемого третьим партизанским, считаю необходимым сделать краткую характеристику состава отряда, топографических, стратегических и других условий, при которых отряду пришлось действовать.

Отряд был сформирован из дружинников, то есть из людей, добровольно поступившихся на военную службу по случаю открытия войны с Японией: до поступления на службу они числились ссыльнопоселенцами, хотя значительная часть их поступила в дружину из каторжных тюрем. Все они в достаточной степени были ознакомлены с действием оружия, исключая 24 человек, поступивших в отряд не более как за две недели до высадки японцев.

По списку в отряде состояло: 2 офицера, 6 кадровых нижних чинов от Корсаковского резервного батальона и 194 человека дружинников, из них 11 конных и 183 пеших, но за выделением тех и других в главный отряд всего во вверенном мне отряде состояло: 7 конных, 125 пеших дружинников, а всего состояло 136 штыков. Все дружинники, исключая нижних чинов, были вооружены винтовками системы Бердана с прицелом 1500 шагов. С боковым прицелом винтовок было незначительное количество, и каждый имел на себе положенное число патронов (кадровые вооружение имели последнего образца).

Обоз отряда состоял из 8 вьючных лошадей, часть которых была с вьюками продовольствия, а часть — с огнестрельными припасами.

К отряду был прикомандирован 1 врач и 1 фельдшер, снабженный медикаментами и перевязочными материалами.

Местность, на которой предстояло действовать, то есть окрестности селения Севостьяновка, представляет собой четыре высоких кряжа от хребтов, идущих в разных направлениях и то полого, то круто спускающихся к селению Севостьяновка, образуя вокруг последнего глубокую котловину в три четверти версты диаметром.

Вся поверхность этих хребтов, как и вся вообще поверхность Южного Сахалина, покрыта беспрерывной тайгой, иначе говоря — первобытным густым лесом, в котором среди растущих ещё деревьев в самом хаотичном беспорядке навалены друг на друга буреломные вековые деревья, нередко выкорчеванные из почвы прямо с корнем, образуя на каждом шагу труднопреодолимые препятствия для всякого рода передвижений. Промежутки между буреломными и ещё растущими деревьями заполнены кустарником и разного рода порослями, сменяющимися в низменных местах колоссальных размеров лопушником, достигающего высоты выше роста кавалериста. Все это с присоединением бесчисленного множества пней, веток и ям от поваленных ветром деревьев делают тайгу трудно проходной не только для конных людей, но и для пеших. Нередко встречаются места, которые для конных должны быть признаны совершенно непроходимыми; для пеших скорость движения в подобных местах не превосходит двух верст в три-четыре часа.

Описанные выше свойства тайги делают ее с точки зрения военных операций мало пригодной, так как на каждом шагу приходится наталкиваться на непроходимые затруднения и препятствия. Надзор и управление хотя бы и самой незначительной частью так же невозможны. Производство разведок и вообще освещение местности до крайности затруднительно даже на расстоянии самом небольшом, человек, отделившийся хотя бы на четверть версты, должен считаться потерянным. Ориентировка, вследствие отсутствия каких-либо дорог или даже тропинок, крайне сбивчива и ненадежна. Топографического плана при отряде не было, имелась географическая карта в масштабе 40 верст в дюйме, которая мало помогала делу, почему во всех необходимых случаях приходилось обращаться за указанием к знающим известный район дружинникам, но и они весьма часто ошибались.

Сообразно условиям местности и вероятного пути наступления неприятеля в окрестностях селения Севостьяновка было устроено три склада запасов: один на севере в расстоянии 5 верст, второй — на северо-востоке в расстоянии 6 верст и третий — на востоке в 7-8 верстах.

Цель отряда формулировалась следующим образом: не вдаваясь в открытый бой с неприятелем, путем быстрых и внезапных набегов наносить ему возможный вред.

Описание действий отряда.

Утром 24 июня, когда донесениями конных разведчиков было установлено место высадки неприятельского десанта в селении Мерее, лежащем южнее Корсаковска, вверенному мне отряду приказано занять окоп, что между селениями Порантомари и Корсаковом с целью удерживать натиск неприятеля, если таковой был бы сделан с началом высадки. Со времени занятия упомянутого окопа неприятель ничем не обнаруживал себя: то были слышны орудийные выстрелы в отдалении, то неприятель обстреливал место своей высадки, где были им обнаружены наши конные разведчики. Пробыв здесь на позиции до двух часов дня, я получил приказание передвинуться влево к порантомарскому мосту в расстоянии 1½ версты от окопа и стать в прикрытие батареи, расположившейся вблизи этого моста на возвышенности, а в 5 часов вечера я вместе с батареей передвинулся к селению Корсаковскому на гору, что севернее Корсакова.

Около 6 часов вечера главный отряд начал отступление на селение Владимировка, а мне с вверенным отрядом приказано двинуться на селение Севостьяновка, отстоящему от Корсакова на расстоянии 9-10 верст. Отойдя от Корсакова на расстоянии 3½ верст, я выслал попарно два разъезда с целью разведки: двух человек я направил к месту высадки неприятеля с целью хотя бы приблизительно определить силы неприятеля и место его расположения, а двух других — на Корсаков, который к тому времени был уже оставлен нашим главным отрядом. Всем высланным разведчикам я приказал находиться до утра и, в зависимости от результата наблюдений и действий неприятеля, давать мне знать возможно чаще, высылая для этого одного человека от каждого разъезда, а другому оставаться на месте, действуя возможно скрытно. Придя часов около 8 вечера в селение Севостьяновка, я выслал сторожевое охранение, расположив остальных людей на биваке на опушке тайги и приказал ужинать. Ночью, в 12 часов 15 минут, прибыли ко мне двое разведчиков из посланных мною в дозоры и донесли, что неприятельские силы очень велики и что они уже занимают селение Порантомари и всю долину вокруг него; между прочим, они донесли мне, что по дороге от селения Порантомари к Севостьяновке двигается отряд японцев силою около двух рот с несколькими орудиями или пулеметами и что они ускакали от них, торопясь с донесением. Прислушавшись к доносившимся звукам, я действительно услышал вдали характерный орудийный грохот, что делало донесение разведчиков весьма вероятным, а потому я с отрядом должен был отступить в тайгу по направлению второго склада, где и остановился в верстах двух, немедленно выслав пеших разведчиков в главных направлениях с приказанием возможно чаще делать мне донесения. Из посланных трех разведчиков не возвратился ни один. Утро следующего дня было чрезвычайно туманно, и потому положение отряда становилось ежеминутно более и более затруднительным, вследствие полного наведения о цели и действиях неприятеля. Вдруг, часов в 8 утра, невдалеке раздалось несколько ружейных залпов и редкая ружейная стрельба, вскорости прекратившаяся. Ориентируясь по компасу, так как донесений никаких получено не было, да и к тому же было туманно, о чем упомянуто выше (при таком условии в тайге ориентироваться другим способом невозможно), я пришел к убеждению, что неприятель обстреливает первый склад со стороны Корсакова, подойдя к складам прямо по тайге, которая от Корсакова сравнительно легко проходима. Что расположение складов было известно неприятелю, то в этом сомнения быть не может: в этом ещё больше убеждает то обстоятельство, что проживавший в Севостьяновке аинец в день наступления моего в Севостьяново исчез, о чем мне было заявлено оставшимися там жителями.

Сознавая и будучи убежден очевидностью, что действия вверенного мне отряда в окрестностях Севостьяновки будут бесплодны, ввиду близости неприятеля, превосходившего отряд по числу, а также вследствие топографических условий, исключающих всякую возможность быстроты и внезапности действий отряда в занимаемой местности, мне предстояло решить и как можно скорее вопрос, оставаться ли здесь в окрестностях селения Севостьяновка или двинуться на присоединение с главным отрядом, который ещё не успел удалиться от Корсакова на значительное расстояние, и потому возможность соединения была очевидна. Подкрепляемый логическими доводами, которые сами собою создавались при оценке всех условий, в каковых находился отряд и при каких ему приходилось действовать, я, безусловно, решил идти на соединение с главным отрядом. Времени на колебания или излишние размышления не было — отряд ежеминутно от меня удалялся, а потому я приказал отступить к ближайшему складу. Здесь сделав возможно больший запас как на вьюки, так и на руки людей, я двинулся вперед (оставшийся запас на складе был уничтожен). Наиболее веским аргументом моего решения двигаться на соединение с главным отрядом служило то, что, во-первых, дружинники, действуя в составе главного отряда, то есть будучи перемешаны с регулярными солдатами, выкажут более стойкости, в чем я не мог быть уверенным при действии вдали от отряда, так как первая ночь, проведенная с отрядом при боевой обстановке и вблизи неприятеля, была преисполнена беспрерывными тревогами при самом ничтожном поводе, во-вторых, соединившись с главным отрядом, я усиливал его на одну треть, что не могло не повлиять на подъем духа обоих отрядов, и, сверх этого, я имел разрешение начальника главного отряда на присоединение к его силам. Проводник оказался опытным, и потому движение совершалось хотя и медленно, но энергично, дорожа каждою минутою; привалы были редки. Направление сразу я взял на селение Христофоровка, так как движение на Соловьевку было рискованным, потому что ко времени моего туда прибытия оно легко могло быть уже занятым неприятелем; идя же во взятом мною направлении, то есть наперерез тайги, я, по моим расчетам, должен был непременно настигнуть главный отряд, тем более что пройти нужно было всего 20-25 верст. Но в этот день выйти на дорогу не удалось отряду и, будучи застигнутым в густой чаще ночью, пришлось заночевать в тайге.

С рассветом следующего дня, то есть 26 июня, в 3 часа утра отряд вновь двинулся, преследуя туже цель, но часов в 10 утра к ужасу моему и всего отряда проводник заявил, что он сбился с дороги. Вызвавшийся второй проводник напортил дело ещё более, почему этот день прошел в бесплодных блужданиях, не приведших ни к чему. Влезания на самые высокие деревья и самые подробные расспросы людей, бывавших в этих местах, также не выяснили положения, почему решено было двинуться к видневшейся вдали горе, и оттуда, по словам многих дружинников, можно было взять уже верное направление. Поздно вечером, часов около 10, отряд добрался до этой горы и с величайшим трудом взобрался на перевал, где и вынужден был остановиться на ночлег за поздним временем и сильным дождем. Несмотря на темноту ночи и сильный дождь, всю ночь производилась разведка, но спустя часа три разведчики возвращались, заявляя, что положение отряда, где он находится, определить нельзя. Утром следующего дня, 27 июня, разведчики донесли, что недалеко от места бивака начинаются истоки реки, по которой нам неизбежно необходимо двигаться, почему отряд рано утром и двинулся в указанном направлении. Около часу дня местность была опознана: все единогласно утверждали, что отряд находится на высоте деревни Христофоровки и верстах в шести от нее. Продвинувшись ещё версты две, то есть в расстоянии верст четырех от Христофоровки, я выслал в названную деревню двоих разведчиков, дав им надлежащую инструкцию: прошел или нет, но если прошел, то когда, наш главный отряд, есть в деревне японцы и прочее. Спустя час с половиною, то есть около трех часов дня, разведчик бегом возвратился назад и доложил, что наш главный отряд имел ночевку в эту ночь около деревни и рано утром двинулся в направлении Владимировки, что уже несколько небольших кавалерийских отрядов неприятеля прошли вслед за отрядом; в момент же нахождения разведчика в деревне туда вступил значительный кавалерийский отряд, который едва не захватил самих разведчиков, причем он сообщил, что все жители переписаны японцами и им объявлено, что если кого-либо из семьи не окажется при первой поверке или окажется лишний, то вся семья будет перестреляна, почему он не мог добыть более подробных сведений. Получив подобные сведения, первой мыслью моей было броситься на дорогу и ударить на неприятеля как бы из засады, но взяв во внимание потерю времени на ходьбу разведчика туда и назад, а также на мое движение туда, я рассчитал, что в этом случае отряд мог натолкнуться на главные силы неприятеля, тем более что, по словам разведчика, японцы, следуя по главной дороге, высылают в виде дозоров одиночных людей в тайгу, которые обмениваются условными выстрелами: выстрелы эти действительно изредка доносились до отряда, тем более это оказалось невыгодным, что от Владимировки отряд находится всего в верстах в 20, а следовательно конечная цель была близка: у Владимировки же была назначена позиция для боя, и, поторопясь, я легко мог вовремя подоспеть. Для ускорения движения здесь, в чаще, были брошены лошади, которые сильно затрудняли движение.

Первых несколько верст отряд прошел быстро, но вслед за сим начались очень труднопроходимые места и движение совершалось медленно, и потому остальной путь отряд мог совершить лишь в два дня, прибыв на высоту селения Владимировка 28 июня. Будучи уверенным, по некоторым данным, что главный отряд находится у Владимировки, я, не доходя до заимки, что верстах в пяти к востоку от названного селения, выслал разведчика с приказанием добраться до главного отряда и предупредить наше сторожевое охранение, что с восточной стороны будет двигаться вверенный мне отряд: это необходимо было сделать, дабы отряд не был бы принят за неприятеля. К этому времени отряд поредел, уменьшившись на 32 человека отставшими или разбежавшимися. Для выигрыша времени я решил двигаться и ночью, это тем более возможно было, что местность более или менее известна многим дружинникам. Не доходя версты 2-3 до заимки, я остановил отряд, чтобы подтянуть его, так как он при движении сильно растягивался вообще, а в эту ночь в особенности. Только что был собран отряд, как от необъяснённой причины произошла тревога, бросившись успокаивать людей, я заметил к моему ужасу, что около меня остались кадровые нижние чины и 5 дружинников, всего 11 человек, остальные скрылись в чаще. Немедленно я принял меры, чтобы собрать дружинников, для чего были разосланы в разных направлениях люди, которые разными сигналами или криком в пол голоса начали созывать разбежавшихся. Сбор отряда занял почти остальную часть ночи, и потому эта ночь совершенно пропала без пользы для дела. Сделав подсчет собранных людей, я нашел, что их всего 69 человек, причем два человека оказалось без ружей. Причину тревоги, как я ни старался, выяснить не удалось. Некоторые утверждали, что промчалось мимо отряда несколько кавалерийских всадников, лично же я, находясь во главе отряда, слышал действительно треск в тайге, но я был уверен, что треск этот произведен был испуганным убежавшим медведем. Подойдя с рассветом на заимку, я из расспроса оставшегося там сторожа, узнал, что Владимировка занята уже значительными силами неприятеля, что есть там много орудий и кавалерии, что наш главный отряд свернул на Дальнее, а сама заимка через каждые 3-4 часа посещается японскими разведчиками. Известия эти поразили меня, как громом, и я впервые усомнился в успехе своих действий. Все перенесенные отрядом лишения, в связи с только что полученными известиями, вселили во мне отчаянную решимость — пробираться силою или погибнуть, для чего отряд и был построен в боевом порядке. Так как топографического плана при мне не было, то я, чтобы хоть сколько-нибудь ориентироваться и ознакомиться с местностью, начал производить расспросы как у дружинников, знающих эти места, так и сторожа, желая определить наиболее выгодный пункт для действия. Между тем со слов сторожа я узнал, что мост около Владимировки нашим отрядом при отступлении сожжён и что другого пути, как не через этот мост, нет. Положение ещё более ухудшилось. Единственным и последним средством было двинуться на деревню Лужки в обход селения Владимировка. Взяв во внимание время, потребное для возведения японцами моста, и сравнительно небольшое расстояние до Дальнего — всего верст 15-18, — у меня воскрес луч надежды на возможность достигнуть заветной цели, и потому я переменил план действий, решив двинуться обходом на деревню Лужки. Во исполнение этого плана я с возможной быстротою двинулся в намеченном направлении, причем мне пришлось значительно углубиться в тайгу, дабы не быть обнаруженным неприятелем. Будучи уже на половине расстояния между Владимировкой и Лужками, я сквозь чащу тайги увидел, что четыре роты неприятеля цепью двигаются по долине, стараясь обогнуть возвышенность, на которой находился вверенный мне отряд. Очевидно было, что отряд обнаружен неприятелем.

Осмотревшись ещё более подробно, я заметил, что и деревня Лужки занята неприятелем, что от этой деревни в направление к Дальнему двигаются колонны неприятеля, по-видимому идя в обход главного отряда. С невыразимой болью в сердце я должен был признать, что отряду грозит гибель. Возвратившись к отряду после осмотра местности и сделав на скоро счет людям, я нашел, что отряд уменьшился еще на 10 человек. Положение же отряда минута на минуту делалось отчаянным. Двинуться на восток было безрассудно, так как я очутился бы на берегу Охотского моря, в противоположной стороне от материка. Броситься на север на соединение с четвертым партизанским отрядом, то есть в селение Найбучи, также оказалось невозможным — во-первых, до Найбучи оставалось верст 35, каковое расстояние пришлось бы сделать по тайге, на что требовалось значительное время, во вторых, видно было, как на селение Поповы-Юрты, а следовательно и к Найбучам, двигалась неприятельская пехота, и потому участь четвертого отряда была не лучше вверенного мне. К довершению всех несчастий у меня распухли ноги и покрылись нарывами так, что каждый шаг отзывался нестерпимой болью. Между тем неприятель, охватив возвышенность, на которой был вверенный мне отряд, открыл ружейный огонь и еще несколько минут и отряд был бы уничтожен совершенно без пользы. Очутившись в таком отчаянном положении, я с неописуемой горечью в сердце и преисполненный полного отчаяния решился на сдачу.

Всего сдались 2 офицера, 6 строевых (кадровых) нижних чинов и 36 дружинников, 1 врач и 1 фельдшер.

В заключение считаю долгом сказать, что за все время военных действий каждый чин отряда горел искренним желанием выполнить свой долг, превозмогая все лишения и невзгоды до конца, и если дело не увенчалось успехом, то в этом воля Бога.

Подписал: Капитан Полуботко.

Представляя при этом описание военных действий третьего партизанского отряда начальнику войск острова Сахалин, доношу, что я действительно разрешил капитану Полуботко в случае нападения на него значительного неприятельского отряда отступить на присоединение с моим отрядом для общих действий. Вышла в общем неудача благодаря проводнику, сбившемуся с пути, а от форсированного марша растеряно много людей отряда, и капитан Полуботко заболел до такой степени, что не мог идти от распухших ног.

Подписал: начальник обороны полковник Арцишевский.

Скрепил: за адъютанта, зауряд-военный чиновник Кранберг.

№1285. 11 ноября 1905 года. Хиросаки (Япония).

Публикация подготовлена инициативной группой сахалинского регионального отделения ООД "Поисковое движение России".

Новости по теме:
Подписаться на новости