Кузнец Игорь Мартиросян: проще выразить идею на металле, чем на бумаге. Сахалин.Инфо
29 марта 2024 Пятница, 00:58 SAKH
16+

Кузнец Игорь Мартиросян: проще выразить идею на металле, чем на бумаге

Персоны, Weekly, Южно-Сахалинск

Первое утро рабочей недели. На срочной планерке министр демонстрирует стальные нервы и железную выдержку, пытаясь решить конфликтную ситуацию. В офисном хай-теке пьют обжигающий кофе, обсуждая горячие новости (аффтар жжот!) и горящие туры. Вахтер, заступивший на смену, перечитывает "Горячий снег" Юрия Бондарева. Кто-то произносит пылкую речь, кто-то передает пламенный привет, кто-то борется с похмельной горячкой и старается не думать о горячительных напитках… А в это же самое время на окраине Южно-Сахалинска разгораются угли в кузнечном горне, и горячо становится без всяких фразеологизмов и образных выражений. Дирижер огня и дрессировщик металла Игорь Мартиросян рассказал ИА Sakh.com, как он пришел к этому ремеслу, и специально для наших читателей сделал барашка.

— Игорь, расскажите о себе и том, как вы стали кузнецом.

— Я родился в Пятигорске в русской семье, но потом по некоторым причинам попал в детдом. В шесть лет меня усыновили граждане Армении, которые на тот момент жили в России. Вскоре по семейным обстоятельствам им пришлось покинуть Россию. Отец был единственным сыном, и нужно было возвращаться на родину, чтобы ухаживать за родителями, которые не хотели уезжать из Армении. И мы поехали. Рассчитывали, что там мне удастся попасть в русскую школу, но как раз в то время ее переделали в армянскую. Ближайшая школа, где уроки велись на русском языке, была за 200 километров от нас, да и то туда брали либо по блату, либо если ты ребенок военнослужащего из России. Делать нечего, пошел в армянскую школу. Было тяжело, но справился и до восьмого класса был отличником. Бабушка очень мне помогала, она работала преподавателем в начальных классах. Дома ничего не давали делать: либо играть, либо уроки. Потом еще один языковой сюрприз — я готовился к английскому, он должен был у нас быть в третьем классе, но в последний момент его поменяли на немецкий, который я так и не полюбил, зубрил все время чисто на оценки.

После окончания школы решил, что лучше сначала в армию, потом в универ, но меня не взяли по состоянию здоровья. Период вступительных экзаменов прошел, пришлось упрашивать ректора, чтобы меня все-таки зачислили. Он сказал — на бюджет не возьмем, но если сдашь экзамены, будешь учиться на платном. И я поступил на программиста.

— На русском языке вам приходилось разговаривать все это время?

— Разговаривал очень редко. У меня две родственницы говорили на русском, но они жили в столице. Это было далеко от нас, встречались мы очень редко, и вот они — единственные, с кем можно было поговорить. Они учились в русской школе, и когда мы встречались, всегда говорили на русском. Мне казалось, что я хорошо разговариваю, но когда уехал в Башкирию, чтобы поучиться там кузнечному делу, понял, что совсем не умею на русском.

— Сейчас у вас хорошо получается.

— В целом да, но до сих пор есть много ситуаций, когда у меня просто ступор случается. Так вот, в институте встретился с девушкой, поженились, в 20 лет у меня родился сын, а потом начались проблемы со здоровьем. Это было связано с программированием и с тем, что брак был неудачный, — нервы, нервы, нервы. Случился нервный паралич, поставили диагноз полинейропатия, пару дней был на грани жизни и смерти. Тело не воспринимало импульсы от мозга, максимум что я чувствал — это боль, а двигаться не мог. На какой-то период эта связь между телом и мозгом отключается, а потом идет восстановление. Либо не идет. У меня получилось выкарабкаться. Когда выздоровел и встал на ноги, мне реально вся больница аплодировала, это было что-то с чем-то.

После выздоровления мне посоветовали бросить программирование и найти себе занятие по душе. И я начал искать. Надо сказать, что с кузнечным делом был немного знаком и раньше. Мой шурин не любил учиться в школе и ничего не хотел делать. У него был родственник, кузнец, с которым у меня были хорошие отношения. И он меня попросил — бери его за ухо, тащи ко мне, я его хоть чему-то научу. И вот я его таскал где-то пару недель, но он все равно сбежал, а я остался. Интересно было. В общем, увлекся этим делом лет с 19. Но тогда я не думал, что это может стать моей профессией. Да и некогда особо было погружаться в ремесло, потому что во время учебы в универе у меня все было впритык расписано: пара часов кузни, актерские уроки, по работе дела — все смешано было.

В общем, я решил поехать в Башкирию и стать подмастерьем. Это была хорошая практика, но заработок маленький. Через два-три месяца уехал в Белгород, там познакомился с двумя друзьями, которые держали кузню. Мы там реально творили чудеса, горячей ковкой занимались… 70 процентов практики у меня оттуда.

— Не существует такого института, куда ты пришел бы и тебя научили бы кузнечному делу?

— Нет, только практика, работа подмастерьем. Плюс еще и самому надо что-что пытаться делать, потому что если только зубрить и повторять, как другие делают, ничего не получится.

В Белгороде опять случилась беда, я сломал крестец. Полторы тонны на меня упало. Мы устанавливали батутную тарзанку высотой семь с половиной метров и весом полторы тонны. Когда она начала падать, все убежали, а я не успел. За лечение в России не взялись, но нашлись врачи в Армении, я им очень благодарен. Меня отвезли туда — и через 20 дней я ушел из больницы на своих ногах. В этом плане я везучий.

— У вас железное здоровье.

— Да. (смеется) После этого я остался в Армении, жил в деревне. Рядом с нами был райцентр, такой развивающийся маленький городок. Я нашел спонсора, директора строительной компании, которой готов был сделать нам кузню. Нашелся единомышленник, тоже на голову тронутый. Я себе подобных так называю, потому что буквально из мусора сделать какой-нибудь станок и на нем работать не каждый возьмется. Тот станок, на который здесь, в России, можно накопить за месяц-другой, там и за год не купишь. В Армении очень низкий прожиточный минимум. Если перевести месячную зарплату в рубли, получится где-то 10 тысяч. В принципе, это хорошая зарплата, можно нормально себя чувствовать, жить, но заказывать какое-то оборудование, имея такие деньги, очень сложно. Поэтому мы придумывали станки сами, пытались как-то выйти из ситуации. Но дело не пошло, потому что даже если ты себе считаешь минимальную зарплату и делаешь изделие, все равно людям не выгодно его приобретать, у них нет денег.

— Что вы делали, с чего начинали?

— Изделия были под заказ. Все то же самое, что и здесь: козырьки, ворота и тому подобное. Но поскольку основное население — сельчане, занимающиеся скотоводством, они не могли себе позволить купить нашу продукцию. Была категория людей, которые могли приобрести то, что мы делали, но они работали вахтовым методом: уезжали на заработки кто куда и в конце осени возвращались обратно. У нас была буквально пара месяцев, чтобы что-то сделать и продать. В итоге мы закрылись, потому что жить-то на что-то надо, а просто так брать постоянно деньги у начальства и не отрабатывать их — глупо.

Возник вопрос, чем заняться. Начал ремонтировать компьютерную технику и фотоаппараты. Взяли в аренду помещение, стали работать. Но опять та же проблема: людям, которые зимой приехали, весной снова уезжать, и снова работа встала, потому что остаются либо мужики, которые работают на минимальных окладах, либо женщины, которые могут принести что-нибудь починить только тогда, когда им уехавшие мужья перечислят деньги, а это будет в середине лета или не будет вообще.

Снова встал вопрос, что делать. Пока думал, оказалось, что у меня на Сахалине уже давно живет друг детства, занимается строительством. Он позвал — приезжай, вместе что-нибудь придумаем. И вот в мае 2014 года я приехал. Сначала немного строительством занимался, потом на Курилах побывал, но мне там не понравилось, климат суровый, холодно. Не смог там работать, вернулся сюда. Появились знакомые, которые занимались машинами, научился делать машины, работал кузовщиком, автомаляром.

— У вас много способностей.

— Оказалось, да. Потом дал объявление о поиске работы, меня пригласила одна компания, которая занималась металлообработкой. Отработал у них год литейщиком. Они обещали, что мы будем делать кузню, но этого не произошло и я уволился. К тому времени уже было много знакомых, устроился в другую компанию кузнецом. Там было все хорошо, пока заказы не закончились. И вот перешел туда, где работаю по сей день.

— Что чаще всего изготавливаете сейчас?

— У меня смешанный профиль, в основном приходится браться за то, за что другие не берутся. Я не знаю здесь ни одного кузнеца, который работает на горячую. Слышал про одного, но он оружейный кузнец. У него специфика такая, что он должен получить именно качественный металл, а не красивое изделие. А гибщиков хороших, талантливых много. На Сахалине они все почему-то называются кузнецами. Это люди, которые делают ажурные ворота и прочее. Они не куют, а гнут. А я все могу делать. Если ты куешь, то нужно быть и сварщиком, и гибщиком, и маляром.

— Вы рисуете? У кузнеца, наверное, должно быть художественное мышление.

— Рисовать не особо люблю. Да, если есть какой-то заказ, приходится клиенту что-то нарисовать, накидать. Но у меня лучше получается сразу "на чистовик" рисовать — по железу. Мне проще выразить идею на металле, чем на бумаге. Или легче нарисовать на компьютере, чтобы задать программу для нашего аппарата с ЧПУ. Я имею в виду, легче для души, а не для руки. Потому что никакой набросок не отразит то, что я вижу. Иногда рисую мысленно, с закрытыми глазами. Могу полчаса так простоять на автобусной остановке. А однажды даже очнулся на пешеходном переходе — машины сигналили, замечтался.

— Вспомните самое сложное свое изделие.

— Самым сложным было сделать шлем. В прошлом году, кажется, в одной гостинице украли голову у рыцаря. Они обратились к нам и попросили сделать такую же. Вот это было самое трудное, потому что у меня не было ничего. Пришлось сначала делать инструменты: молотки подходящие, выколотки, подставки... И только потом браться за дело. Плюс заказ был из нержавейки, а это очень неподатливый материал. Дней десять я трудился над этим шлемом.

— С работой кузнеца на Руси были связаны многочисленные поверья и мифы из-за того, что кузнецы селились в отдалении от деревень, во избежание пожара. Вы чувствуете отголоски этой таинственности? Как реагируют люди, когда вы говорите, кем работаете?

— Некоторые просто улыбаются, хотя я знаю, что они не поняли, кто такой кузнец. Некоторые имеют представление, но размытое. А есть люди, которые восхищаются. Часто не знают, что спросить, потому что не видели, как это происходит, что представляет собой эта работа.

— Насколько это вредное производство?

— Я никаких побочных эффектов не чувствую. Наоборот, хуже себя чувствую и больше устаю оттого, что без дела сижу. Больше морально устаю, а не от физического труда.

— Профессионального выгорания рядом с догорающими углями никогда не ощущаете?

— Я пробовал заниматься очень многим, и всегда желание пропадало. Последние лет шесть профессионально занимаюсь кузнечным делом. На днях задумался, а что будет, если наступит момент, когда мне и это надоест? Но в этом ремесле нет границ, всегда есть куда развиваться. Когда делаешь что-то такое, чего люди не видели, к чему не прикасались, стоишь и наблюдаешь со стороны за их восхищением, эмоциями, — это стоит многого. Ради этого стоит делать и делать.

— Барашек, которого вы сделали специально для Sakh.com, красивый. Для чего он может быть использован?

— Я его использовал для рукоятки ножа. Еще делал голову козла, который держит пепельницу. У друга был день рождения. Что подарить? Покупать что-то? Ну, это бред. Я люблю что-нибудь эксклюзивное сделать, чтобы человек запомнил как следует. И сделал ему необычную пепельницу. Иногда просят смастерить что-то в подарок для родных, друзей. Спрашиваю — что именно? Часто отвечают — придумай сам. Вот и придумываю разные штуки.

Фото Дениса Таушканова

— А вам не поступают заказы на подковы для лошадей?

— Нет. Я, наверное, и не взялся бы, потому что это такая работа, которая убивает творчество. Вот сегодня делал грабли, чтобы собирать ракушки. Мне это не очень нравится, нет фантазии в таком процессе.

— Может быть, мечтаете сделать что-то такое, чтобы прямо "ух!"? Не на заказ, а для себя, для души.

— Всегда даже самый простой заказ хочется сделать так, чтобы было "ух!". Даже если у заказчика есть уже готовые эскизы, хочется усовершенствовать, что-то поменять, чтобы услышать от него это "ух!", чтобы было идеально. А иногда наоборот — стараешься-стараешься, а клиент не оценил.

— Чем занимаетесь, кроме работы? Нравится вам на Сахалине?

— Сейчас учусь на барабанах играть. Времени очень мало, конечно, но стараюсь находить. А вообще многим в жизни увлекался, даже вышивать умею. И даже нитки как-то делал сам.

На Сахалине хорошо, правда, холодно. Это единственный минус. А так — люди хорошие, в основном. Здесь, наверное, единственное место, где за полтора года я нашел очень много единомышленников, попал в круг музыкантов, звукорежиссеров, скульпторов, художников… Даже тех людей, с которыми я мог бы познакомиться в Армении, я нашел здесь, просто удивительно.

Подписаться на новости