Сергей Лакомов о жизни на Парамушире среди медведей и с дорогой сгущенкой

Орнитолог-любитель и еще шире — ценитель всего живого на этой планете, постоянный соавтор Sakh.com на Парамушире Сергей Лакомов заходит в редакцию с цветной авоськой из морских канатов и свидетельствами чудес на флешке. Берингийского песочника встретить и успеть сфотографировать — чем не чудо? Талант восхищаться природой и радоваться жизни у Лакомова какой-то особый и невероятно сильный. Радостно вручает копченую рыбу главному редактору, столь же радостно принимает ответные презенты, восхищается подаренным оранжевым зонтом и в ответ на предложение выпить чаю или кофе живо интересуется: "А сгущенка есть?". Сгущенки не находится, но Сергей не унывает. Он, кажется, просто не умеет этого делать. На Сахалине фотограф проездом и, конечно, мы воспользовались случаем поговорить.

— Сергей, как вам в Южно-Сахалинске?

— Неплохо, вот только светофоры ограничивают свободу. У нас хорошо: вышел из дома — и сам себе хозяин, куда захотел, туда и пошел. Такси нет, домофонов на дверях нет, дети гуляют, где хотят и как хотят, не страшно их выпустить.

— Сколько население в Северо-Курильске?

— Где-то 2,5-2,7 тысячи человек. Сейчас много приезжих, строителей.

— Чем там люди занимаются?

— В основном рыбой: добычей и обработкой. Так же, как и у вас, все есть, я имею в виду бюджетные организации: садик, школа, музыкальная школа, дом культуры — по одному. Один прокурор, один мэр, один хирург, один водитель мусоровоза (показывает на себя и смеется). 36 лет стажа на одном месте, в коммунальном хозяйстве.

— У вас нет сменщика, вы вообще один?

— Полгода один, а другие полгода из-за снегов машина не может ездить, поэтому ездит тракторист с тележкой, в определенное время. В эту тележку люди бросают мусор, а контейнеры мы на зиму убираем. Все отрабатываем, в городе чисто. Однажды даже приехали ваши депутаты, и наш директор потом гордился: они сказали, что Северо-Курильск — самый чистый город.

— Расскажите о себе, вы родились на Парамушире?

— Мои родители туда приехали. Так, цунами было в 1952-м… Где-то в 1956 году. Там познакомились, там родился мой старший брат. А потом мама поехала на материк и родила меня почти в поезде, на станции в Амурской области. Привезли меня на Урал и поставили отметку, что я родился в Пермской области. Но всю жизнь живу в Северо-Курильске. У меня как бы три родины.

— Ни разу не возникало желания уехать с маленького острова?

— Нет. Когда был СССР, нормально было и по деньгам, и по ценам, как-то не задумывались. Жизнь другая была. Воспоминания из детства — деревянные дома, брусовые. Хотя и сейчас такие, но уже начали строить железобетонные. Да, у нас и дома строятся, и спортивный комплекс с бассейном, и фундамент новой школы уже заложили. В проекте новая больница, изыскания идут по взлетной полосе. Наша компания впервые за все время начала асфальтировать улицы и дворы.

— Много асфальта уже положили?

— Прилично. Первый асфальт привез на машине я. Высыпал, рабочие его уложили. У нас есть минизавод асфальтовый, ингредиенты завозим с Камчатки или из Владивостока. Раньше в Северо-Курильске было много улиц, наверное, больше пятидесяти всяких разных, а сейчас и с десяток вряд ли наберется. Был старый город, район порта, на сопке люди жили — все это уже обветшало и разрушилось, в основном все живут в так называемом новом городе. Здесь самая цунамибезопасная зона, 22 метра над уровнем моря. Хотя северные цеха строятся буквально на берегу. Сейчас Сахалинская — главная улица, есть еще Шутова, Вилкова. И немножко улицы 60 лет Октября. Асфальт мы на Сахалинской положили, но не до конца. На Шутова бордюры установили. По участкам идем. Дворы ремонтируем в хорошем темпе: в прошлом году, по-моему, пять сделали, в этом — девять. Контракты выполняем.

— А чем на Парамушире занимаются в свободное время?

— У нас очень снежная зима, поэтому такая фишка — снегоходные прогулки, охота. Все это развито. На снегоходе народ за хлебом ездит по городу. Почти у каждой семьи есть снегоход. Машина, лодка, квадроцикл — все стараются все это иметь. Зимой на снегоходах народ гоняет на рыбалку на озеро Глухое. Я там, к сожалению, не был ни разу, с работы вырваться никак не получатся.

— Когда вы успеваете делать такие замечательные фотографии?

— Если честно, все это рядышком, под ногами, просто надо увидеть. Я вижу. Еду на полигон из города, под моим контролем Второй Курильский пролив, все, что наверху, и тундра. Глаз уже автоматически цепляет. У меня Canon ультразум 50-кратный и 62-кратный, два фотоаппарата. Я специально взял ультразум, чтобы птиц фотографировать. Начал с птиц. Работаю с камчатскими и сахалинскими орнитологами, делюсь данными. Вот у нас зимой в Россию прилетает сибирская гага. Информацией никто не владеет, чем она питается, сколько ее, когда прилетает, когда улетает. У ученых даже такие запросы — она нам нужна целиком, чтобы посмотреть желудок, кишечник, по перьям все определить. Но она в Красной книге, как я ее стрельну. Я и не буду стрелять. Может, когда-нибудь павшая попадется, но у нас лисы не спят, они берег прошаривают ночью от и до. Берег кормит всех: и медведей, которые морскую капусту едят, а иногда касатку вынесет или нерпу, и лис, и зайцев. Правда, не знаю, что там зайцы едят, но на берег выходят.

— Расскажите какой-нибудь случай встречи с животным или птицей.

— Случаев много было. В последний раз, например, встретил берингийского песочника. Куличок такой. Он тоже редкий, в Красной книге. Возможно, это южно-камчатский подвид, который живет только на мысе Лопатка в России, больше нигде. Камчадалы тоже о нем мало знают. 4 января я отправил фотографию песочника ученому. Странно, что он у нас делает, должен вроде бы улететь зимовать в теплые края. Ученый пишет — надо его добыть, чтобы определить точно, южно-камчатский он или берингийский. Наука требует жертв, а мне его жалко. Выскочил, пигалица такая, в половине метра от меня, смотрит. Я с ним поговорил и не стал трогать. Был очень сильный шторм тогда, много к нам ветром прижало птиц. Скорость ветра была до 40 метров в секунду, летало все, что только можно. У вас такого не бывает и на материке тоже. Я утром встаю, смотрю в окно — если деревья не качаются, это дико для меня. У нас практически постоянно дует. Мыс Васильева на Парамушире самый ветренный в Сахалинской области — 90 дней в году. Мы уже привыкли. 20-25 метров в секунду для нас так, бриз. Это считается штормовой, а мы все равно на работу ходим.

— Снега сейчас много?

— Много. Как 31 декабря начал падать, так и падал. Я 6 января улетел, друзья звонили, говорят, все идет и идет. В некоторых местах уже первые этажи замело. Раньше вообще заметало так, что по три дня из дома не выходили. Домики специально строили с выходом наверху, на крыше. Типа как на подводной лодке. Когда туристы приезжали, спрашивали — зачем у вас на крышах туалеты? А это не туалеты, а выходы. Старый жилфонд весь был с такими штучками. Кто выберется, тот соседа откапывает. Я помню, ребенка надо было в садик вести, на втором этаже открываю окно, его спускаю и сам следом за ним, потому что откапывать некогда. Снег плотный, его ветром припечатывает хорошо, идешь по сугробам, как по дороге. Сейчас поменьше заметает, климат меняется. Во Владивостоке, смотрите, снега вообще нет.

— В Поронайске тоже.

— Знаю, читал. Sakh.com у меня на главной.

— Расскажите про вашу интересную авоську. Она правда из морских канатов сделана?

— Это было, наверное, в 70-е годы, в 80-е точно. У нас женщины вязали, специальные крючочки у них были. Раньше и флот побольше был, и канаты другие были. Выбирали специально по цвету, распускали и делали такие авоськи. Эксклюзив. Сейчас уже этим никто не занимается. Столько лет моей авоське — и как новая. Надо по шкафам посмотреть, где-то еще лежат, даже с цветочками была.

— Какие настроения среди жителей? Может, большинство хочет переехать или рады, что там живут. Как люди себя чувствуют там? Вы — понятно, вы такой оптимист. А остальные?

— Есть, конечно, те, кто уезжает, но в основном все учат своих детей, а чтобы их учить, нужно денежку зарабатывать. Сначала дети, потом внуки… Так и остаются навсегда. Хотя и уезжают люди тоже — на Камчатку, на материк. Но квартиры многие оставляют, на лето, например, возвращаются. Приезжих у нас достаточно. Даже с Крыма на ПМЖ приезжают. Но китайцев нет. В Петропавловске-Камчатском на китайском рынке их тьма, у нас — никого. Раньше летали на вертолете туда-сюда челночники, ходили по квартирам, предлагали всякое, потом начальник полиции их выгнал. Границу открыли у нас несколько лет назад на приезд и на выезд, хотя мы, местные, должны взять пропуск, чтобы везде передвигаться. Сейчас сделали его на три года.

— Вам не бывает там скучно?

— Нет. Зимой я на лыжах. Тем более, я охотник, охота открыта до 1 марта на зайца, на лису. Но в последнее время больше фотоаппарат беру, а не ружье. Жалко уже. К этому, как я понимаю, все охотники приходят со временем. Как в "Аватаре". По-другому смотришь на это занятие, происходит переоценка ценностей. Думаешь — как они вообще выживают в наших суровых условиях, все эти куропатки, зайцы. Помочь им хочется, а не стрелять в них.

— Медведей много?

— Очень. В последнее время полезли в город. Некоторые считают, что виной этому охотники, которые стараются убить крупного зверя. Медвежата остаются без мамы. До трех лет медведь еще считается малышом, при матери находится. Естественно, он идет туда, где проще найти пищу, — в город. Другие говорят, что просто медведей слишком много расплодилось, более сильные выгоняют тех, кто слабее, с территории, вот они и идут к нам. В этом году открываю балкон — а у меня мишка идет под окном! В него стреляют: два автомата Калашникова, два магазина из пистолета Макарова, еще из ружья, а он все равно идет. Ликвидировали его, потому что стал опасен, на кладбище хулиганил, на свалке появлялся, а потом уже и на улицы вышел.

— И вы говорите, дети гуляют, где хотят. Разве не страшно отпускать ребенка, а вдруг медведь?

— Ну да… Но мы вот за ягодой ходим, ничего страшного. Трагических столкновений не было за всю историю, не как на Камчатке, там почему-то сразу медведь человека валит. У нас — нет. Никто не погибал. Один раз, помню, в 70-х годах мишка залез на пограничную заставу и похулиганил там в курятнике. Его пограничники застрелили из автомата. Ну а встречи происходят, это естественно. Оглядываюсь как-то — а он сзади стоит. А у меня два ружья в машине. Посмотрел-посмотрел, дал понять, что увидел, развернулся и ушел. Еда для медведей на острове есть, они не голодные.

— Для вас медведь уже обычное дело, получается.

— Да. Я считаю, что мы живем среди них, среди медведей. Это они хозяева.

— Интересно. А по ценам что скажете? Сравнили, какие у вас, а какие в Южно-Сахалинске?

— Цены у вас ниже.

— Сопоставьте что-нибудь.

— Цену на сгущенку? (смеется) У вас "Рогачевская", по-моему, 80 с лишним рублей, а у нас 105 или 110. Я вчера у вас тут покупал. Я главный любитель сгущенки, надо же фамилию оправдывать.

— Давайте вернемся к животным и птицам. Я знаю, что вы редкие экземпляры фотографировали.

— Бывало такое. В мае как-то прошел я пешком бухту Утесную. Иду обратно, навстречу квадроцикл. А дороги нет, все разбито, он застревает. Сидит на нем охотовед, Николай Колотилин. Мы с ним вытащили квадроцикл благополучно, он предложил довезти, но я отказался: пешком больше увижу. Он уезжает, а я подхожу к небольшому озеру, смотрю — из-за камушка на меня сморит куличок. Хорошо, я был наготове. Один кадр только успел сделать, и он улетел. Я фотку сбрасываю в группу сахалинским орнитологам, они — о, это черныш! Он всего три раза попадался людям. В 1930-е японец какой-то его встречал, в 50-е годы — кто-то из наших и вот — Сергей Петрович Лакомов.

— То есть редкая такая птица?

— Может и не редкая, тут главное — фиксация факта, что он залетает к нам, документация. Гоголя-головастика в области только я зафотал. Много интересного. Молодой белоплечий орлан, второй залет в Азию — тоже я сфотографировал. Ласточка деревенская — вроде бы что такого? В прошлом году я мониторил, прилетели две семьи, сделали гнезда. Научник с Камчатки, Евгений Лобков, известный в России орнитолог говорит — о, это так интересно! Сейчас вот он отчет в Москву сделал по этой теме.

— А чем удивительно, что ласточки свили гнездо?

— Тем, что у нас их почти и не было никогда, то есть никто не видел. Хотя гнезда изредка встречались. У нас на Парамушире ласточка с белой грудью, а на Камчатке только с красной, рыжеватой. И меня орнитолог начал спрашивать — чем питается, когда выходят птенцы, сколько птенцов, какой размер гнезда…

— Получается, вы единственный человек на Парамушире, который может ученым что-то сообщить?

— Да, маячу вовсю. Акулы, киты. Серый дельфин. В России факт наблюдения был только один, в 1956 году. А второй раз вот я сфотографировал, хоть и мертвого, замерил его. Мини-сенсация.

— У вас есть единомышленники? Может, с вами кто-то ходит, тоже фотографирует.

— Разве что охотоведы. Мы с ними регулярно делимся информацией. Из простых людей никого нет, но я всех напрягаю — ребята, если кого интересного увидите, обязательно фотографируйте. Да нам некогда, Петрович, отвечают. Ну хотя бы говорите тогда, что там-то того-то и видели. Сейчас так и происходит, все сообщают — заметили птичку с хохолком, цапель, тех, этих.

— А просветительскую работу ведете? Может быть, с детьми встречаетесь, фотографии показываете, рассказываете о природе?

— Хотелось бы, но пока нет. Разве что дочке. Ну и отправляю везде фотографии, от Перми до Новосибирска, знакомым, ученым. В прошлом году я побывал на первом орнитологическом конгрессе в Твери. Образования специального у меня нет, я любитель, но благодаря общению с учеными начал кое в чем разбираться. А то раньше — утка да и утка. Сейчас понимаю, кто где.

— Как вы можете определить свою философию, какая она? Что для вас главное в жизни?

— Мне кажется, пришло для меня время раздавать камни, делиться тем, что накоплено в течение жизни, радовать и баловать, особенно детей. И девчонок (смеется).

— Совсем забыла спросить про транспортные дела. Как выбираетесь с острова?

— Перелеты у нас субсидируются, это хорошо. Где-то около 4 тысяч получается вертолет, примерно столько же "Гипанис". Сейчас "Гипанис" уходит на ремонт примерно до 5 марта. Все перевозки будут через "Витязь-Аэро", через камчатскую компанию. Вот обещают нам пароходы построить… А в СССР было нормально: палубное место три с лишним рубля, 12 часов — и ты в Петропавловске. Если говорить про вертолет, конечно, с погодой проблема, чтобы с Парамушира выскочить на Камчатку. Ну а дальше — самолет, покупаешь билеты заранее. Однажды я 21 день ждал вертолета, сидел дома. Дождался. Хорошо, что у меня отпуск большой, 66 дней. Все это непредсказуемо, но не настолько, как на Итурупе. У нас получше: сегодня "Гипанис", послезавтра вертолет. Люди записываются или туда, или туда. В принципе, все нормально.