Худрук Александр Агеев: мне с людьми везет. Сахалин.Инфо
29 марта 2024 Пятница, 08:01 SAKH
16+

Худрук Александр Агеев: мне с людьми везет

Персоны, Weekly, Южно-Сахалинск

Для разговора с худруком Чехов-центра Александром Агеевым в Год театра пришлось вклиниться в антракт в плотном гастрольном графике театра — после Камчатки и перед поездкой в Псков и Москву.

За три последних года приходилось много раз говорить с Александром Александровичем, но всегда в практическом разрезе. Обычно он отвечал до/после премьеры на сугубо конкретные вопросы — о чем/зачем очередная постановка. На этот раз поговорили обо всем: как он дошел до жизни сегодняшней и зачем ему это надо, о том, что для него Сахалин, как дети помогают в режиссуре, что любит в своих артистах, что умеет делать руками и пр. При этом в дверь постоянно стучали и входили, пока хозяин кабинета не решил вопрос радикально: повесил на ней табличку "Тихо! Идет репетиция". За спиной худрука — портреты Станиславского и Чехова, на столе Пушкин, Набоков и Акунин, на полках вдоль стен — около 400 книг, которые надо обязательно прочесть…

Александр Агеев
Александр Агеев

Александр Александрович Агеев, 31 год. В 2011 году окончил Сахалинский театральный колледж по специальности "Актерское искусство" (мастер курса Андрей Кошелев), в 2015-м — Театральный институт имени Щукина по специальности "Режиссура театра" (мастер курса Сергей Яшин). С 2011 года — артист Чехов-центра, в 2016 году назначен на должность главного режиссера, в 2018 году — художественным руководителем Чехов-центра. Режиссер-постановщик спектаклей "Остров Счастье", "Сказки Андерсена", "Метель" и др.

— В переводе на русский общедоступный язык, что такое ваша должность — худрук? Что входит в круг вашей ответственности?

— За финансовую составляющую в работе театра отвечает директор Татьяна Николаевна Корнеева, а моя "епархия" — творчество. Генерировать проекты, держать в тонусе труппу, подбирать пьесы, найти режиссеров для постановки, провести режиссерскую лабораторию и т.д. Ах, да. Самое главное, не дать… нет, не распоясаться — разойтись чересчур в творческом порыве заезжему режиссеру, сохранив в целости его художественный замысел. Как правило, у молодых, до 40 лет, режиссеров, это неизбежно. Еще одна моя важная задача — сделать так, чтобы сахалинские зрители имели выбор театральных впечатлений. К сожалению, мы единственный драматический театр в области, конкурентов нет, а нужны бы, молодежная студия не помешала бы. А то в монопольном положении у театра есть риск одностороннего развития. Не весь репертуар Чехов-центра меня сегодня устраивает, некоторые спектакли категорически не приемлю — как зритель. А как худрук понимаю, что на всякий спектакль найдется свой зритель. Ну и пусть будет.

— Вы недавно вернулись с Камчатки, где большая часть труппы, включая вас, не была ни разу. Камчатка, помимо гастролей, сама по себе у любого человека вызывает эйфорию, не правда ли?

— У меня двойственные впечатления. На мой взгляд, Петропавловск-Камчатский не очень приспособлен для жизни. Те, кто так говорит о Южно-Сахалинске, не были на Камчатке, по тротуарам невозможно ходить. Зато природа компенсирует город с лихвой — вулканы, сивучи, горячие источники в сорока минутах езды от города, строганина из лосятины в ресторанчике "Лось-лосось". И Камчатский театр драмы и комедии с его бесконечно обаятельными худруком, народной артисткой России Анной Дмитриевной Савельевой и режиссером-постановщиком Олегом Степановым. Было ощущение, что мы попали к своим людям, говорили на одном языке. Я, например, не могу представить себе, чтобы наши артисты не изъявили желание познакомиться с коллегами, приезжающими на гастроли. У нас так было в одном театре на материке, показалось, что местной труппы не было вовсе. На Камчатке же артисты валом валили на наши спектакли, ни в одном городе такого ажиотажа не видел именно от труппы. Они сидели на ступеньках, корточках, балконах и галерее. Я получил большое удовольствие от спектаклей "Вишневый сад" и "Прекрасное далеко", невероятный прилив энергетики, что бывает нечасто.

И будет длинный поединок

— Когда в марте 2016 года вы возглавили Чехов-центр в качестве главного режиссера, общественность отреагировала бурно. Основная претензия: а что это такой молодой и неизвестный паренек да на такую большую должность? Почему вы согласились?

— Я думал несколько дней. Спросил себя, могу ли я принести пользу театру как руководитель. На тот момент в этом кабинете не было никого, полсезона как из театра ушел Антон Коваленко. Меня не припирали к стенке, но сделали предложение, от которого я не смог отказаться. И потом сопротивление, преодоление меня всегда подогревает, а не расстраивает. У меня не было никаких амбиций режиссера вообще, зато, как говорят люди, есть плюс — умение разговаривать, договариваться и даже поторговаться.

— Что вам обещали тогда? Что будет хорошо?

— Нет, что очень плохо. Сказать, что мне было тяжело тогда, — не сказать ничего.

— Помните свой первый рабочий день? Вы вошли в этот кабинет…

— Я зашел очень круто. До Сахалина занимался борьбой. Я родом из поселка Солнечный, 25 км от Комсомольска-на-Амуре. Кроме спортзалов и дома культуры там ничего нет. Соответственно, я ходил на спорт и дискотеки. Есть ощущение очень крутого адреналина, когда выходишь на ринг, страшно до безумия. Понимаешь, что тебя сейчас будут бить, а ты должен парировать, но потом происходит сублимация страха в адреналин. То же самое на сцене. И в кабинет худрука я вошел с тем же ощущением — как на ринг, с пониманием, что будет длинный поединок, который не закончится никогда. И потому надо верно распределить силы на дистанцию. Как показывает практика, даже корифеи подвержены ударам. Поэтому главное в работе худрука — "упал — поднялся", и так постоянно.

Было бы проще, существуй книжка "Как руководить театром". Можно вообще не получить диплома, а скажем, года четыре ходить за худруком Вахтанговского театра Римасом Туминасом и слушать, что он говорит. Он у нас всего три дня пробыл, и я от него ни на шаг не отходил. "Театр должен быть про человека", — сказал Римас Владимирович. Понимаешь, говорит, вы, молодая режиссура, все время что-то решаете про сцену, персонажей. А кто будет "человека решать"? Он вроде не сказал ничего нового, но так сказал, что его слова запали мне в сердце. Не вбил, а вкрутил в меня, как лампочку. У меня это с детства — стараюсь "зацепиться" за гигантского человека, не мешать ему, а просто быть рядом. Нас ведь учат события и люди. Три года как один день проскочили. И сейчас я нисколько не жалею о принятом решении. Хотя есть, конечно, потери — меньше времени остается семье, детям.

— Вы вышли в руководители из круга своих однокурсников, учителей, друзей, для которых вы были Александр, Саша. А с какого-то дня внезапно и всегда — Александр Александрович. Тяжело было адаптироваться к новому положению?

— Непросто, причем обоюдно. Нам нужно было преодолеть барьер с обеих сторон. Кто-то меня принял, кто-то — нет, и до сих пор, это абсолютно нормально. А времени не было, мне надо было срочно впрягаться в эту новую телегу со всей самоотдачей, что я и сделал. На сборе труппы сказал: у меня задача — навести порядок в репертуаре, поэтому ближайшие два-три сезона буду приглашать на постановку режиссеров, которые возглавляют стационарные театры, потому что у них есть понимание репертуарной политики, работы с труппой. Чтобы режиссер оставил у артистов хорошее послевкусие о себе. Убежден, что должна преобладать приезжая режиссура, это воздух для театра.

— Чем заманивали режиссеров на Сахалин?

— Хорошей природой нашего театра. Это правда. Здесь приятная атмосфера. Я с большим удовольствием возвращаюсь в само здание после командировок, гастролей. У театра богатая история на руководителей, один Анатолий Полянкин чего стоит, великий человек, имею удовольствие лично быть знаком с ним. А сегодня к нам заманивать уже не надо. Приходится отбиваться от желающих приехать на постановку на Сахалин.

— В один из прошлых сезонов Чехов-центра было 11 премьер. У вас сейчас меньше, но, объективно говоря, темп жизни театра стал более интенсивным. Что изменилось?

— Изменился подход к зрителю. Мы стали с ним разговаривать. Как бы зритель стал другим, если бы театр не менялся? Появились проекты, на новый уровень вышли режиссерская лаборатория, "Сахалинская рампа". По итогам 2018 года наполняемость зала составила 95%, три года назад — процентов 60-65. А я помню дебют нашего курса в Чехов-центре на "Полковнике-птице" восемь лет назад. Тогда в большом зале было — я специально посчитал — 16 зрителей. Почти столько, сколько нас на сцене. Сегодня примерно 60% зрителей — молодежь. Слышал как-то на показе "Метели" разговор двух пар. И одна спрашивала другую: "Как, вы не были на "Грозе?" с интонацией "Да о чем с вами говорить?".

— Как складывается ваш день? Просыпаетесь, первая чашка кофе, первая сигарета или утренняя пробежка...

— О пробежках речи нет, сейчас я живу в частном доме и вместо спорта чищу снег. На работу приезжаю рано, предварительно раскидав детей по учреждениям (школа, детсад или спортивная секция). У меня есть время просто посидеть — до 9.00, пока в коридоре тишина. Меня догоняет сознание, что я проснулся. И дальше понеслось. В 10 планерка, потом кто-то из молодежной политики со своей "канифолью", срочно приходит завтруппой, звонят из министерства, и еще 48 писем, заявки на артистов, там конкурс, там жюри, реклама, социальный ролик "Спасите китов!" и т.д. И все это надо каким-то чудным образом развести…

Сам себе режиссер

— Ваша первая большая, "взрослая" работа как режиссера вышла из недр очередной лаборатории. Имею в виду платоновскую "Фро".

— Я тогда самым нахальным образом напросился в лабораторию, и худрук Чехов-центра Даниил Александрович Безносов дал мне этот текст и двух актеров театра. С высоты сегодняшнего опыта считаю, что эскиз вышел классный, а спектакль — страшно провальным. Ошибка моя была в том, что я два месяца потом его доводил до ума. Пошел в разбор заново, в какие-то новые подробности и в силу нулевой опытности увел спектакль совсем в другую сторону. Лучшее — враг хорошего. "Прекрасное далеко", "У ковчега в восемь", "Остров Рикоту" режиссеры шлифовали самую малость, недели две. На выходе получились идеальные постановки, которые мы играли и играем с успехом. Олег Семенович Лоевский, всероссийский отец-основатель режиссерской лаборатории, придумал абсолютно гениальную вещь, которая никогда себя не изживет. Потому что это процесс, который возникает в театре здесь и сейчас. На "Сахалинской рампе" в июне я вновь запланировал лабораторию.

— То есть теперь два раза в год будут происходить лаборатории?

— Задумка другая — вообще не прерывать лабораторный процесс. Интересно развил идею Никита Юльевич Гриншпун в омском Пятом театре. Он сейчас служит там худруком, кажется, ему это понравилось больше, чем режиссура. Он сказал: не буду останавливать обычный режим театра на 10 дней из-за лабораторий. Поэтому приезжает режиссер и делает эскиз со свободными артистами, кто есть. Потом приезжает следующий режиссер и работает по такому же принципу. У него в сезон 4-5 лабораторных эскизов проходит, последовательно, один за одним. Это лучший тренаж для труппы. Меня эта идея очень увлекла.

— В 17 лет вы предполагали, что в 30 лет будете худруком с кучей народу на плечах?

— Никогда в жизни я так не загадывал далеко. Всегда беру короткую дистанцию. Очень непредсказуемые есть повороты в моей жизни, на которых расслабляешься и пытаешься выжать из ситуации максимум полезного.

— Актеру Александру Агееву хотелось бы играть, а худрук ему уже мало чего позволяет.

— Я занят только в двух спектаклях. Конечно, хочется большего, но уже не получается. Иначе здесь (показывает на кучку документов на письменном столе. — Прим. ред.) жизнь остановится. Но я воплощаю актерские примочки в роли худрука — на совещаниях, встречах с разными людьми, в переговорах.

 — Какого мнения режиссер Агеев об актере Агееве? Хороший?

— Так себе. Недотягивает он до сегодняшнего уровня труппы.

— Есть у вас какие-то талисманы, заклинания перед премьерами на успех?

— Я не успеваю об этом подумать. И вообще лучше быть свободными от них. Настраиваться, эмоционально подключаться, тем более, не на родной сцене, — это другое. У каждого артиста это по-разному происходит. Я однажды видел артиста, который перед каждым спектаклем мыл сцену, разговаривал с ней. Другая фишка впечатлила — когда артист зашел за кулисы, собрал пыль с пола и в руках растер. Так гладиаторы на арене песок перетирали в руках, для того чтобы меч не скользил.

Все хуже, то есть лучше

— Вы, помнится, говорили, что количественно труппа еще могла бы подрасти, чуть ли не до 80 человек. Чем обоснованы такие мечтания?

— Про 80 я пошутил, конечно. В данных обстоятельствах, в нынешнем темпоритме, с учетом проектов и спектаклей 45 человек в труппе Чехов-центра видится мне идеальным вариантом.

— А на 36, что уже есть, на всех хватает "хлеба и зрелищ"?

— Неравномерно. Вопрос занятости актеров меня очень волнует, я и Туминаса спрашивал об этом. Ничего с этим не сделаешь. Так в каждом театре.

— Что самое скучное или неприятное в вашей работе как худрука?

— Скучного нет ничего. Хотя нет, есть скучное. Бегаю по коридорам от отдела кадров, а они за мной с пачкой документов на подпись. Надо 60 раз расписаться. Я это ужасно не люблю. А неприятное — разговаривать с артистами разговоры воспитательного характера. К счастью, сейчас очень нечасто. Потому что позиция у меня очень жесткая, не глядя на звания и регалии.

— Что вам нравится в ваших артистах?

— Мне нравится, что они стараются освоить сегодняшний темпоритм. Могу поклясться на каких угодно святых книгах, что каждый раз, уходя в отпуск, обещаю себе сделать вполне щадящий план, что у меня будут нормальные выходные и т.д. Но с каждым годом все хуже. То есть наоборот — лучше, ярче, объемнее. Еще появились эти новенькие, шесть молодых артистов. Постоянно что-то придумывают, энергии через край, то и дело врываются с гениальными идеями, пьесами. В какой-то момент я просто устал от них: да уйдите, что ж вы такие неугомонные! Сейчас репетируем детский мюзикл "Чиполлино" (премьера 23, 24 марта — Прим. ред.). Параллельно начинаем работу над "Василием Теркиным" и квартирником по Высоцкому. В Пскове у нас два показа "Собачьего сердца" в один день, потом — Москва. Во время гастролей будем продолжать репетиции. Есть идея в это же время сделать и показать лабораторный эскиз. В общем, живем так, чтобы ни у кого не было времени на глупости — ни у артистов, ни у других служб.

Да, скифы — мы, да, азиаты — мы

— Есть два варианта, как приходят в актеры: 1) мечтал с детства; 2) случайно зашел с другом в Сахалинский театральный колледж, друг не поступил, а меня приняли. А у вас как было?

— Вот я с другом и зашел. Во-первых, мне понравилось здание колледжа. Во-вторых, очень важный вопрос — они решали мои жилищные проблемы. В приемной комиссии сидели Андрей Владимирович Кошелев, Лидия Лаврентьевна Шипилова. Кошелев считал меня уклонистом, бабником, что я недолго продержусь, и на меня не стоит тратить время, все равно толку не будет.

— Это выяснилось прямо сразу?

 — Видели бы вы меня, каким я приехал на Сахалин. Я был лысый, несколько больше, чем сейчас, в татуировках, пришел на экзамены в красных шортах, майке и резиновых тапках. В Комсомольске-на-Амуре это было нормой. Понять меня без переводчика было сложно, жаргонизмы присутствовали.

— То есть культурой особо не блистали?

— Читать я стал в колледже благодаря Галине Геннадьевне Чипенко, это моя крестная мама. Первое, что я прочитал, были "Повести Белкина". Причем в библиотеке именно так и искал книгу — на букву Б, а не Пушкина. Поступал я довольно бойко. Мне сказали, что надо приготовить стихи, басню и прозу. Записался на подготовительные двухнедельные курсы, которые вела Лидия Лаврентьевна Шипилова. Она хоть немножко меня приблизила к пониманию, как надо читать на экзамене. Читал я блоковских "Скифов". Да с таким, видимо, "зверским" лицом, как потом мне рассказывали очевидцы, у них было ощущение, что я сейчас у них буду телефоны отбирать, причем хотелось отдать их сразу…

— Интересно, вас Чехов сопровождает с рождения — вы с ним родились в один день.

— Я был потрясен, когда об этом узнал. Интересно: это он меня проклял или благословил?

— Вы что, до колледжа об этом совпадении не знали?

— До того, как я поступил в колледж, я не знал, кто такой Чехов. Без шуток. В школе учительница вбила стойкое отвращение к литературе.

— Вы успели получить дипломы бухгалтера-экономиста, юриста, причем на последних курсах совмещая с театральным колледжем. А на втором курсе СТК вы, в сущности, актер-недоучка, замахнулись на режиссуру — в Театральный институт имени Щукина. С чего бы?

— С "Эмигрантов" Мрожека. Я тогда подрабатывал охранником в магазине. Галина Геннадьевна Чипенко аккуратно, методично вкручивала в меня любовь к литературе, в ночные смены в нагрузку давала тексты. И вот мне попались "Эмигранты". Торкнуло так, что у меня намокли глаза. Я не мог поверить, чтобы у меня был такой эмоциональный отклик на совершенно посторонний текст, который лично ко мне никакого отношения не имеет. Я не мог дождаться утра! Все-таки звонить в 4 часа заместителю директора колледжа было неудобно. Вот тогда зародилась у меня мысль, что если я не сделаю эту пьесу, мне будет… болезненно. Да сдохну просто. И ко Дню театра я сделал эскиз "Эмигрантов", на который потом, через несколько месяцев затащил Петру Вуткарэу. Он посмотрел и начал въедливо, но очень корректно его анализировать. Меня, кстати, коллеги хоть и "разбирали" на волокна, но всегда делали так деликатно, что возникало желание поправить, а не проститься со спектаклем или уйти из профессии.

Мне на людей везет — жизнь сталкивает с такими звездными величинами. Римас Туминас, директор Вахтанговского театра Кирилл Крок, режиссеры Кокорин, Песегов... Алексея Алексеевича Песегова очень жду. Вот он 2 марта должен приехать на постановку "Пока она умирала". Я уже соскучился по нему, по нашим долгим разговорам, по его правильной, сдержанной энергии, мудрости. Он не суетится никогда, несмотря на то, что в его жизни всякое сложности бывали, много чего пережил. Но сколько бы я ему ни звонил, интонационно его голос не меняется. Я этому учусь, но у меня так все равно не получится, я горячий… В институте педагог по истории изобразительного искусства Галина Аврамовна была знакома с Тарковским, а Галина Ильинична, педагог по русскому театру, лично общалась с Эфросом. Я ходил на репетиции и заглядывал в рот Всеволоду Владимировичу Кокорину, когда он ставил "Двоих бедных румын, говорящих по-польски". Вот тогда я понял, что такое энергетика режиссера, видел, как придумывается спектакль. Кокорин в зале, артист Василий Бабаев на сцене. Вася уходит со сцены. И вдруг остановился и повернул голову: "Да?". И было такое ощущение, что Кокорин его позвал. И Кокорин говорит: да понимаешь, ты там-то не то играешь. Он очень странным языком говорил — наивысшим. Понятным только ему и артисту. Нет, я слова понимал, мысль его, но не понимал, как это сделать. А Вася понял…

Свои люди

— В каких городах у вас полезные знакомства со студенческих лет?

— Мой однокурсник Денис Малютин руководит Молодежным театром в Барнауле, Сергей Васин — главреж в Йошкар-Оле в национальном театре, Дмитрий Турков — худрук театра в поселке Мотыгино Красноярского края, там живет тысяч пять человек и есть замечательный театр.

— Но ведь проще приехать, поставить и уехать?

— Все зависит от амбиций. Пускай другие приезжают с горячим сердцем на разовую постановку. А я буду с холодным носом сдерживать их — тактично и корректно — и строить театр.

— И какой театр строите?

— Я ищу человека. Для меня идеал — Туминас, щукинская школа. Я стремлюсь к понятному театру, хоть на классической, хоть на современной основе. Сложно разговаривать с человеком, который тебя не понимает. И это не вина зрителя, нужно искать правильные слова и подходы к нему.

— После спектакля одного из авангардных театров, приглашенных вами, я прочитала замечательный отзыв: "Большего бреда я не видел". Так как смотреть, чтобы приблизиться к пониманию замысла режиссера?

— Сердцем. Пришел зритель, расслабился и смотрит. Случилось попадание — хорошо, нет — уходи. Значит, это не твой спектакль, не твое направление. Это нормально. С не своих спектаклей надо уходить в антракте, не надо тратить время.

— Ваши родители с пониманием отнеслись к вашему профессиональному выбору?

— Они заняли правильную позицию — невмешательство. Я был не особенно хлопотным ребенком, твердым хорошистом. У нас была большая династия, так что ни одна квартира не вмещала всех родственников. Потом старики стали уходить, связи стали рассыпаться. Мы довольно часто жили с сестрой вдвоем. Папа работал вахтами на Сахалине, мама — судовой повар на сухогрузе. Это заложило во мне самое главное — ответственность. У меня есть младшая сестра, родителей рядом нет, поселок не очень спокойный... Летом как-то отец взял меня с собой на вахту разнорабочим на Чайво. Я там поработал, мне понравилось. Занимались выемкой грунта, прокладкой труб. Приехал в Южно-Сахалинск, посмотрел, и уже не мог дождаться, когда переберусь сюда. Мне запах понравился. В Южном пахнет морем. Я каждый раз чувствую это, когда прилетаю домой.

У меня дети — мальчик и еще мальчик

— У вас двое сыновей. Жене вашей еще повезло, она вас хоть в театре видит. А с детьми вы успеваете общаться?

— Я всегда стараюсь контролировать их поведение, воспитывать, как меня самого воспитывали. Отец с меня жестко спрашивал за сказанное и сделанное. Наблюдаю, как они общаются между собой. Они достаточно дружны, хотя бывают конфликтные ситуации. Старший — Александр Александрович, в третьем поколении, ему 10 лет, Даниилу — 7. Они часто бывают дома одни, и как только мы переступаем порог, у старшего включается ответственность за младшего. Интернет для детей строго дозирован, дома запрещается сидеть в телефоне и планшете. Они любят читать, старший книги как орехи щелкает, и я почему-то воспринимаю это как должное. У Саши большой друг наш художник Кирилл Валерьевич Пискунов. Мне приятно, что сын полностью прочитал инсценировку "Метели", за Марью Гавриловну переживал очень. Мы как-то с ним доклад про Пушкина вместе делали. Сидит, бедняжка, спать хочет, на часах пол-первого ночи, бормочет: "Родился… женился… погиб на дуэли. И убил его Дантон!".

— Кажется, неизбежно, что они станут театральными людьми?

— Ни сопротивляться, ни помогать ему в этом я не буду. Саша интересуется, как проходят мои репетиции. Он участвовал в читках на фестивале "Территория", и голову немножко ему "снесло". У меня была реплика в пьесе "Сережа очень тупой", я там играл неадекватного ребенка, который всех бьет. И Саша мне сказал: папа, вот на репетиции ты так талантливо сыграл, а сейчас что-то не то... Честно говоря, я обомлел. Но после второго показа он меня похвалил.

— Они дают вам подсказки, каким должен быть детский театр?

— Не только. На фестивале "Территория" была ситуация — читка пьесы Маши Конторович "Мама, мне оторвало руку". В один момент я узнаю, что ее должен делать я как режиссер. А у меня через четыре дня выпуск "Старшего сына". Я прочитал пьесу и ужаснулся: про что я буду это делать? Мыслей не было. А мы сидели дома, Саша рядом писал послание Деду Морозу. Заглядываю в его письмо: там, как обычно, новогодняя лирика насчет отличного поведения и учебы, и — "Дед Мороз, подари мне камеру gopro". Я осторожно спрашиваю его: а для чего это, сын? Он мне и объясняет: я буду снимать все вокруг себя, свой день, потом заведу свой блог. И меня осенило: спасибо, сын! Так я нашел решение для "Мамы…" — полностью сделал ее как видеоблог.

— Ваши дети верят в Деда Мороза?

— Ну как сказать. Учитывая, что они частенько присутствуют на репетициях новогодних сказок… Но они верят во что-то светлое и теплое. Это самое главное.

— При вашей занятости вы полезный для дома человек, умеете что-нибудь руками делать?

— Обожаю этим заниматься. Жена дает мне список, что у нас в доме криво и не так. У меня есть пилочки, шуруповерт, лобзики всякие… Когда делали ремонт в доме, я сам положил ламинат. Единственное, что не смог, так это мебель собрать. Открыл инструкцию — по-моему, она была не от шкафа, а от космического корабля. Пришлось позвать соседа.

Идем дальше

— У каждого режиссера есть список авторов для постановки на перспективу, и вы не исключение?

— Первое, чем душа горит-горит, — "Рождественские истории" Диккенса. "Кроткая" Достоевского — на вырост, не очень понятно когда, но очень хочется сделать. "Иванов" Чехова, "Горе от ума", мне Лермонтова, Гоголя не хватает в репертуаре. Но сначала — "Сказ про Федота-стрельца" Леонида Филатова. Мы откроем им следующий сезон.

— Вы заглядываете так далеко?

 — В черновике у меня план сверстан на три года вперед.

— "Каждый — автор своей судьбы", — сказал режиссер Владимир Оренов. Вы автор или обстоятельства так сами собой складываются?

— Я фаталист. Думаю, не бывает счастливого случая, есть ситуация. Из нее один человек может извлечь пользу, а другой — пройти и не заметить. Авторство скорее заключается в праве выбора, который есть всегда.

— В каком веке вам было бы интересно пожить?

— В Серебряном.

— Чем пахнет Чехов-центр?

— Старым деревом.

— В театре нужна цензура?

— Я против. Но я за самоцензуру.

— Никогда не хотелось сменить Южно-Сахалинск на другой город?

— Не представляю себя ни в каком другом городе. Самое прекрасное — это возвращение на Сахалин.

Подписаться на новости