Александр Гайворон: фотография — не самоцель

Каждый человек может научить многому. И старый маячник, безумно преданный своему делу, и бунтарь-бодибилдер с татуировкой во всю спину, и списанный когда-то давным-давно на берег капитан МРСки, скучающий по морю, и двухлетний философски спокойный сын, только что научившийся говорить. Стоит не пожалеть времени и дать себе маленькое усилие присмотреться, прислушаться — как перед тобой откроются большие, калейдоскопичные, ценные миры. Наш разговор с членом Союза фотографов России Александром Гайвороном задумывался про пленочную фотографию, но как-то сам собой перешел от отпечатков на бумаге к отпечаткам, которые люди оставляют после себя.

— Саша, расскажи для начала о проекте, который вы придумали в мастерской "Лист". Вы бесплатно учите всех желающих снимать на пленку?

— Да, мы выиграли небольшой грант, купили химию, некоторое недостающее оборудование. И самое главное, купили расходные материалы, чтобы ребята могли попробовать поснимать на пленку. Этот курс состоял из теории, к концу занятий остались 17 человек, и мы взяли их всех на практику. Как оказалось, все они хотят фотографировать на пленку, но у них есть определенные сдерживающие факторы. Хорошо, мы закажем пленку, а где потом проявлять, как это делать? Когда я начинал, у меня были такие же вопросы, и мне помогли примерно такие же занятия по проявке и печати. Наши ученики полностью делали все сами: от "зарядить пленку" до "напечатать фотографию и оформить ее". Финалом стала небольшая выставка работ в рамках "Ночи в музее" в музее книги Чехова "Остров Сахалин". Казалось бы, сделать выставку — что такого? Но нужно пройти не очень простой путь, даже технически. Надо думать об общей композиции, концепции. В данном случае акцент пока больше на ремесло, но если ребята ему научатся и загорятся, то начальный этап пройден и можно уже будет думать о художественной составляющей. Кстати, мы сейчас готовимся обучать уже вторую группу.

— Это правда, что вы до пяти утра печатаете фотографии?

— Правда. Несколько раз в месяц у нас ночь печати. Обычно с Димой Ковалевым засиживаемся. Ровно год назад мы вместе с другими сахалинскими фотографами съездили в Японию, и Дима после этого с пейзажей переключился на стрит-фотографию, портреты. Потом продал цифровую камеру, и у меня появился единомышленник, немножко такой же сумасшедший, как я, в плане того, что мы вечерами в субботу не дома с семьями, а в мастерской. Хорошо, что семьи наши нас поддерживают. Это тоже очень важный момент: вроде бы наши жены с детьми в тени, но на самом деле они очень много делают, помогают нам, очень терпеливые. Они понимают, для чего нам это, и что без фотографии нам будет намного сложнее.

— Для вас с Димой это хобби или приносит заработок?

— Это не основная работа. Фотография приносит, может быть, чуть-чуть денег. Не в рамках занятий и мастер-классов, они все бесплатные. Иногда удается продать свои готовые работы. В конце прошлого года музей для своего архива купил у меня, Димы и еще нескольких авторов по несколько фотографий. Но это очень редко бывает. Фотография для нас не заработок. Да и цели такой нет — продать. Цель — объединить фотографов и дать им знания, которые есть у нас. До мастерской "Лист" мы полтора года собирались в кафе или у кого-то дома, что-то снимали, общались, придумывали, о нас никто особо не знал. Сейчас у нас появился свой дом, люди узнали о нем, чувствуются интерес и поддержка. Работники музея книги Чехова очень много нам помогают, подсказывают.

— У тебя есть глобальная мечта, связанная с фотографией?

— Во-первых, если говорить о мастерской, хочу организовать удобное пространство для работы фотографов. Сейчас нам не хватает места, много времени тратим, чтобы освободить нужный угол для работы. Мою выставку "15 секунд" мы оформляли полностью в этом маленьком кабинете, заняли на две недели мастерскую и резали картон. Другие ребята в это время не могли прийти что-то поделать, так как место было занято оборудованием для оформления. В идеале хотелось бы больше пространства. Для аналоговой фотографии нужен подвод воды, слив канализационный, бегать туда-сюда в туалет не очень удобно. Но то, что у нас есть "Лист", идеи, цели — уже хорошее начало.

— Почему, кстати, "Лист"? Красивое название.

— Мы очень хотим, чтобы фотография вышла из цифрового формата, чтобы она была более вещественной, чтобы люди выбирали снимки, важные для них, печатали, оформляли фотоальбомы. Сейчас очень много разных сервисов, можно делать красивые фотокниги, листать, вспоминать. А то получается, что едешь в отпуск, делаешь 5-10 тысяч фотографий и потом никогда их не смотришь, валяются где-то в компьютере. Мы забываем какие-то важные моменты, теряем их. Как говорит Гришковец в одном из своих спектаклей, раньше поехали в поход, взяли две пленки по 36 кадров, получилось 30 классных фотографий, которые мы печатали и смотрели. Сейчас берешь камеру, выходишь погулять — тысяча фотографий и ни одной хорошей. Такая тенденция действительно есть. Я могу не помнить, какую фотографию мой друг вчера постил в "Инстаграме", но помню, что мы печатали с Димой несколько месяцев назад в мастерской. То есть если ты более серьезно отнесешься, вложишь время, силы, это останется с тобой. Выбор — тоже важный момент. Ребята печатают индекс-принты, контактные отпечатки, и выбирают один кадр для готового фото. По этим индекс-принтам можно отследить, как человек снимал. Вот Саша, один наш ученик, снял — десять кадров одно и то же. Я говорю, зачем? Но на самом деле по этим кадрам видно, как он думал в процессе съемки. У меня есть книга с индекс-принтами фотографов международного агентства Magnum Photos. Есть культовая фотография, например, Мухаммеда Али, и можно проследить, как автор пришел к ней, увидеть его попытки, весь процесс.

— Что ты вкладываешь в понятие "хорошая фотография"? Ты произнес в мастерской фразу о том, что глубина мысли важнее, чем глубина резкости. Как понять, что вот эта хорошая, а эта нет? На взгляд обывателя они могут быть примерно одинаковые.

— Брессон говорил, что все должно быть до миллиметра выверено, должен быть решающий момент. Для меня это тоже важно, я учился классической фотографии, композиции и очень долго приходил к тому, что кроме композиции должно быть наполнение и оно не менее важно. Какое-то время для меня хорошей фотографией была та, которая сложилась композиционно и технически. А сейчас я думаю — ну сложилась у меня вся пленка композиционно, так вышло, допустим. Но я уже смотрю на наполнение, насколько цепляет и почему. Или на то, вписывается ли кадр в какую-то историю. Сам по себе он может быть скучноват, но в рамках какой-то серии может выстрелить рядом с другой фотографией. Например, снимки с выставки "15 секунд" хранились у меня неоформленные в коробке из-под обуви. Если бы их в тот момент кто-то увидел, сказал бы — это мелко, как их вообще смотреть. Просто череда портретов. Тут важно, как преподнести, как рядом поставить, чтобы они заиграли, чтобы появился общий смысл. Вопрос выбора для меня очень сложный. Как выбирать? Смотря для чего, как и где ты будешь это показывать. Наверное, такого понятия как "хороший снимок" нет, если смотреть абстрактно. Есть хорошо проделанная работа в целом. Хотя часто у современных фотохудожников в серии бывает одна, две, три по-настоящему интересные фотографии, а остальное — ввод и послесловие как бы. Не знаю, я все-таки ближе к Брессону, который вроде бы истории снимал, но у него каждая фотография — законченная.

— Давай вернемся к глобальной мечте. Ты сказал, во-первых, мастерская побольше, а что во-вторых?

— В этом году у меня две большие цели. Доснимать серию про Владимира Ивановича Комарова, смотрителя маяка, и серию про спортсмена-бодибилдера. С Владимиром Ивановичем задача непростая, для меня это определенный вызов. Он человек известный, к нему очень многие люди ездят, многие его снимали, а мне хочется сделать фотографии, которые показывали бы его жизнь не как смотрителя маяка, а как человека — глубокого, интересного и очень тонкого. Посмотрим, что из этого получится.

— А про спортсмена что за история?

— Он тренировался, выступал на соревнованиях, я снимал его долго, но потом он решил уйти из соревновательного спорта и, как мне кажется, в знак протеста всю спину себе татуировкой заколол. С татуировками можно участвовать, но за это баллы снижают. Хотя он с такой спиной все-таки еще один раз выступал и в тройку призеров вошел, несмотря ни на что. Мне нравятся в этом герое его целеустремленность и упорство, несмотря на внутренние противоречия. Мне нужно его еще доснять, но как теперь это сделать, не знаю, как визуально все сложить.

— Бунтарская личность?

— У него бунтарская, да. Его туда-сюда кидало, но теперь он твердо решил — нет. Отучился на спасателя и работает в МЧС пожарным. Вообще я веду такую большую историю про Сахалин, про людей. Отснято очень много всего, но пока не могу сформулировать, про что конкретно мне хочется рассказать. Конечно, есть желание немножко связать это с детством, с моими предками, с морем, с рыбаками. Пока только наметки. Сложно представить, как все это будет в рамках книги. Хочется не документальную историю, а какую-то более художественно-личную.

— То есть в планах книга?

— Давно. Снимаю где-то с 2012 года. Набираю материал, но пока не знаю, как все это скомпоновать. Сейчас вот немного отделится история про Владимира Ивановича, она в книгу не попадет скорее всего. С появлением сына Ивана, ему сейчас два года, многое поменялось. Начал переоценивать какие-то вещи. У меня не так давно, перед новым годом, дядя умер, по маминой линии. Многие говорили, что я очень похож на него какими-то жестами, многим. Он очень добрый был. Как будто кусок какой-то от меня оторвали. Вдруг понимаешь, что жизнь короткая, что ценности — в людях. Не в деньгах, не в шмотках, не в машинах крутых, а в том, сможешь ли ты что-то доброе сделать в этом мире, в том, что ты оставишь после себя. Если сын мой будет листать мою книжку, что-то чувствовать и понимать — значит уже, наверное, все было не зря.

— С помощью фотографии ты надеешься изменить людей?

— Нет, изменить нельзя, но можно человеку что-то рассказать, а у него может что-то возникнуть или не возникнуть. Сама по себе фотография ничего не меняет. Мне так кажется. Но ты можешь человека зарядить или вдохновить, натолкнуть на мысль. У меня есть несколько любимых книг, которые вызвали разные мысли. Это книга Стенли Грина "Черный паспорт", очень личная и сильная. Когда он приезжал на Сахалин, я спросил — Стенли, как ты делишься историями настолько личными, хотя они затрагивают и других людей? А он говорит — ну это же моя жизнь, в такой же степени, почему я не могу про нее рассказать. Еще одна книга — "Сын", очень здорово сделана. И еще есть такой фотограф Алекс Уэбб, его жена тоже оказывается снимает. У нее есть книга "Моя Дакота". Я ее еще не читал, только посмотрел фотографии — насколько чувствуется, что автор вкладывал себя, такая искренность. Конечно, хочется какую-то такую фотографию показывать людям, более искреннюю.

— Давай немного поговорим про твою недавнюю выставку "15 секунд". Ты снял для нее около трехсот человек. Я наблюдала процесс отбора фотографий. Интересно смотреть, как ты определяешься, какую выбрать, а какую нет. Это интуиция?

— Мы тогда отбирали с запасом, я знал, что нужно еще прикидывать, как это будет смотреться на стенах. Работники музея очень сильно помогли. Они напечатали маленькие фотографии, сделали макет зала, и мы пробовали, как и что. А еще интересный момент — свои фотографии мне выбирать сложнее, чем чужие. Жалко отбрасывать, потому что себя вкладывал, и герой знаком, и обстановка вспоминается. Но при этом от избыточности нужно уходить.

— "15 секунд" интересна тем, что в ней много личного, во взгляде людей многое читается.

— Даже если его нет.

— В смысле нет?

— А если глаза закрыты? Тоже читается. Да, она очень личная, эта выставка. Во-первых, за три года подготовки к ней много что у меня в жизни произошло и получилось множество ответвлений. Началось все просто с технического любопытства. Как сделать кадр на такую камеру? Разобрался. Потом в связи с тем, что мне эту камеру подарила семья фотографа, которого уже нет, я подумал — а что это был за человек? Договорился о встрече с его семьей, приехал к ним, они с удовольствием меня приняли, мы поговорили. Оказывается, настолько глобальный человек был. Он помогал коренным жителям, устраивал какие-то культурные мероприятия, писал книги, снимал кино, стоял у истоков телевидения в Охе. Очень деятельный. Его жена сказала мне, что он очень хотел всегда быть нужным. И я подумал — он и после смерти остался нужным. Я продолжаю снимать на его камеру и через нее чувствую какую-то связь с ним. Для меня это было еще испытание в плане того, что я не мог контролировать процесс, не знал, получится в итоге портрет или не получится, потому что негатив может получиться, а позитив — нет. Это научило меня спокойнее относиться к вещам, потому что в жизни мы не все можем контролировать.

— Да, это интересный момент.

— Особенно это важно понять мужчинам, на которых много ответственности за семью, за детей, которые стремятся держать все под контролем. В какой-то день я начал проявлять — и кадров десять подряд не получаются и все. Я переживал, жена меня поддерживала, вместе думали, почему так происходит. А потом просто отпустил ситуацию и в процессе начал узнавать разные тонкости получения изображения обращаемым способом. Это очень хорошая тренировка спокойствия. Кстати, примерно 15 секунд экспонируется кадр и, оказывается, первое впечатление о человеке складывается тоже за первые 15 секунд. Думаю, выставка объединила многих людей, познакомила многих. Плюс это такой познавательный момент, для расширения кругозора. Прямо в выставочном зале мы поставили эту дорожную камеру, и люди могли сфотографироваться, посмотреть, как это делается. То есть меня даже больше сопутствующие вещи радуют. Фотография — не самоцель. Это способ организовать жизнь вокруг.

— Ты знаешь, я сейчас смотрю на плакат, который перед нами висит, и думаю, как фотохудожник видит город. Оформление городского пространства, обилие рекламы — ты на это обращаешь внимание? Как тебе наш город с визуальной точки зрения?

— Я больше смотрю на людей. В последнее время чаще езжу на машине, но если перемещаюсь пешком, наблюдаю за людьми. В школьные годы меня это парило, я чувствовал себя каким-то излишне любопытным. Но оказалось, что это любознательность, а не любопытство. А насчет города… Наверное, я стараюсь не замечать какие-то предметные вещи, а больше смотреть на свет. У нас очень классный свет на закате. Но вообще, конечно, нет в нашем городе такой разнообразной и богатой архитектуры, как, например, в Санкт-Петербурге. Я не обращаю внимания на разные баннеры, потому что по большей части это что-то безвкусное с точки зрения композиции. Когда изучал фотографию, конечно, смотрел очень много на форму. У нас в мастерской есть фотограф, Митя Ренуа, ему очень интересно общение с формой, возможно, больше чем общение с людьми. А мне постепенно это стало скучновато. Но подмечать форму — хорошая тренировка. Я читал статью, за какое время человек может стать неплохим фотографом. Ответ простой — смотря сколько времени он тратит на это. Чтобы что-то получалось хорошо, нужно уделять этому время. Причем, не только фотографированию, но и просмотру работ фотографов-классиков. Тренировать насмотренность, потом технически развиваться. Мы с Димой недавно съездили в Хабаровск, научились делать ретушь отпечатков. Стараюсь читать больше художественной литературы, чтобы сложить историю про Сахалин. Хочется какие-то жизненные истории анализировать. Недавно перечитал "Преступление и наказание". В классической литературе психотипы людей очень хорошо описаны. Возможно, это мне поможет. Думаю, все произойдет не резко, но постепенно сложится в одно целое.

— Постоянно держишь это в голове, каждый день об этом думаешь?

— В той или иной степени. Чувствую от своих предков какую-то сильную энергетику, связь с ними. Часть их есть во мне, и я могу с помощью фотографий и про них рассказать в том числе. В следующем году хочу попасть на МРС и поснимать. Думаю, когда я там побываю, лучше пойму, как жил мой дед. Он большую часть жизни провел в море, и когда его списали на берег по болезни, работал в портнадзоре, выпускал суда. Я пытаюсь представить, каково это, если бы мне сказали — ты не фотографируешь больше. Можешь только смотреть фотографии или лекции читать, а камеру мы тебе не дадим. Как это вообще? Я пытаюсь почувствовать, понять, какими они были, что это была за жизнь, чтобы в итоге мой сын мог полистать мою книжку и тоже что-то понять.

— Ты так внимателен к людям, бережно к ним присматриваешься. Многие осуждают окружающих, это уже автоматически как-то, неосознанно происходит, привычка такая. Может, им взять и просто пофотографировать людей, как думаешь?

— Может быть, я не знаю. Не сказал бы, что я всех прямо люблю, у меня есть и негативные реакции. Но я стараюсь наблюдать и брать что-то важное, полезное. Все-таки хочу верить, что больше хорошего в людях. А если и проявляется что-то плохое, то вынуждено в большей степени. Есть, конечно, исключения, я понимаю, что не в сказке живу. Но хочется окружить себя людьми, которые несли бы созидание. Каждый день понемногу, пусть даже в мелочах. Вот казалось бы, такая простая вещь — подарить фотографию герою, которого ты снимал. Несколько лет назад мы снимали ветеранов, потом я распечатал всем им по портрету, принес и подарил. И они удивились. Оказывается, обычно их снимают, но ничего не приносят. Просто взяли и все, ничего в ответ не дали. А ведь это так естественно и приятно.