Эссе о сахалинской философии

Это обращение к сахалинским интеллектуалам — к тем, кто не довольствуется видимостью, кто старается прояснить в ней закономерности и замыслы. К тем, кто неравнодушно пытается понять особенности мышления наших земляков. К тем, кто пытается понять, как на менталитет и поведение сахалинцев повлияли природный и культурный ландшафт нашей прекрасной родины. К тем, кто ищет, за что схватиться в анализе сахалинской ментальности; кто не удовлетворён нахождением в плену собственного круга вдохновенного чтения и нарциссического общения.

Я не позиционирую себя как умника, который прямо сейчас ограниченным набором слов объяснит аж особенности сахалинской ментальности! Я их не знаю. Но я зову в интеллектуальный поход вместе в собой.

Этот текст — предложение подвергнуть осмыслению не какие-то абстрактные и опостылевшие всем "судьбы интеллигенции" или "место России в мире", но самые что ни на есть обиходные реалии нашей сахалинской жизни. Есть такая наука — семиотика. Она не довольствуется мыслями, она анализирует скрытые смыслы, заложенные в самые простецкие вещи, окружающие нас, наполняющие наш быт, мелькающие в нашем общении, проявляющиеся как оригинальность в нашем поведении.

Что нас делает сахалинцами? Я призываю к семиотическому анализу сахалинской действительности — начиная с сахалинских "фишек" и брендов и заканчивая коммуникационными сетями, психологическими особенностями общения и поведения. Это и будет истинная философия — живая, социальная, нужная. Пока мы здесь, надо обдумать все знаки нашего присутствия, не убегая во вредный виртуал увядших абстракций. Особенности сахалинских маршруток гораздо важнее, чем кособокий образовательный балласт провинциалов.

Нужно заставить заговорить знаки нашего присутствия. Какие угодно знаки — на каком угодно языке, лишь бы можно было его понять. Рабочая гипотеза моего посыла такова: значительно всё, что сообщит нам о нас.

Что есть Постмодерн? Это эпоха, окончательно оторвавшаяся от как традиционного общества, так и от "Просвещенья духа", породившего научность, гуманизм, разумность и гуманизм. Постмодерн — это мир причудливо и внешне бессмысленно связанных осколков разных эпох, культур, ментальностей. Ключевой проблемой этого послания является утверждение, что Сахалин являет собой пространство "чистого" Постмодерна, освобождённого от архаизма этнических, исторических, культурных привязок. Безумное коллажирование традиционного и новаторского, дряхлого и хайтековского, природного и квартирного, естественного и искусственного, натурального и косплейного достигают своего расцвета на периферии Запада. То есть в бывших и нынешних колониях, в странах возвышающегося "третьего мира" и в мемориально прославляющих свою ни-к-чему-непригодность странах "второго мира". Но если Россия являет собой поле лишь частично усвоенного Постмодерна (поскольку даже Модерн в полной мере так и не наступил на пространстве от Калининграда до Владивостока), то на Сахалине почти не осталось пережитков какой-то старины в мышлении и социальных отношениях. Сахалин — совершенно новая формация, и нужно повернуться лицом к её особенностям, пусть даже на этом лице застынет гримаса отвращения.

Теперь о тех, кого я призываю к анализу сахалинской действительности. Хватит тешить себя иллюзиями того, что купание в море книжных словечек дистанцирует от "черни"! Хватит показно интеллигентничать среди простаков, для кого интеллигент — сродни готу или мормону. Если Бог дал ум — то не для того, чтобы загрузить его словесными винегретами, не принесшими никому пользы и/или удовольствия.

Кроме того, пора взглянуть правде в глаза: сахалинское философское сообщество не является ни сахалинским, ни философским, ни сообществом.

Философы привыкли анализировать книги. Текстология — проклятие современного "философа" (т.е. "философоведа" — кандидата или доктора философских наук, в худшем случае — преподавателя философии). Что отражается кривым зеркалом текста в мире, где преобладающее большинство не читает вовсе, а изучающих собственно философскую литературу ничтожно мало? И пусть бы мало, но играли бы эти интеллигентики хоть какую-то социально значимую роль… Ведь даже сектантов, старательно изучающих "Сторожевую башню" во много раз больше, чем тех, кто читает "умные книжки". Так что же тогда отражает эта литература меньшинства? Правильно, меньшинственные, малые и мелкие интересы. То, что никого не интересует да и не интересовало. Читатель! У нас не США, где философы выпускают бестселлеры, обогащаются ими, делая себе имя в массах. У нас не Европа, где каждый режиссёр может назвать мыслителя, идеи которого он старается донести до массового зрителя. У нас ресурсная колония: "не до жиру — быть бы живу". Счётчиками ментальных сдвигов книги больше не являются — надо искать иные счётчики.

Я не пытаюсь оригинальничать, превращая недостатки в достоинства, обеляя мир банальной бескультурщины и гламурного варварства. Я пытаюсь не замыкаться в поплакивающую из-за своей никомуненужности субкультуру "философов". Я пытаюсь использовать данные этого мира как возможность.

Мы читали философов-структуралистов, учивших, что предметы являются иллюстрациями массового сознания. Читали и постструктуралистов, учивших, что образ предмета сегодня более конкретен в изложении своего скрытого содержания, чем сам предмет. Но никто не анализирует наши, сахалинские знаки и предметы — ни наш массовый велоспорт, ни рыбные рынки, ни кимчи со свининой, ни бампер-тюнинговые соревнования, ни джиппинг, ни сноубординг, ни пластиковые балконы, ни магазины корейской бытовой рухляди. Всё это отражает важные пункты жизни среднего сахалинца как идеала и орудия всемирной дезонтологизации — оторванность от реальности, от ощутимых, материальных основ бытия.

Сахалинское временщичество — не обзывательство и не иллюзия. Это субэтнический феномен, достойный внимания и исследования. Вот велика ли Абхазия? Но её немногочисленные интеллектуалы старательно исследуют признаки и причины её особенной идентичности, бережно обобщают все знаки своей особости.

Сахалин — это духовный ноль. Вот велики ли Исландия и Мальта? А какой след в мировой культуре и истории оставили! Почему мы столь бесплодны? Неужели все трансцендентальные порывы с лихвой утоляются походами в гипермаркеты и отпусками на тайских пляжах? На Сахалине нет привычки и возможности для созерцания: "Не тормози — сникерсни!"; это с юности усваивает всякий. Надо купить машину (чтобы всё было "как у людей" — даже если пеший путь на работу будет составлять 10 минут), надо обтянуть своё тельце брендовыми синтетическими тряпками (чтобы "как в сериале"). Здесь днём с огнём не найти девушку, умеющую готовить, зато по красоте ногтей можно проводить соревнования в любой ПТУшной аудитории. Здесь ни один кривляющийся юноша не старается выползти из тотального семейного матриархата, зато у него подкачанные мускулы и тщательно продуманные татуировки. Здесь почтенные бабушки вместо платочка имеют на голове хаер фиолетовых волос; они не общаются на лавочках — они курят на балконе, отдыхая от размещения фоток в "Инстаграме". А дедушек часто вообще нет — они ещё на размене шестого десятка переходят в иные миры, не выдерживая ритма нашего мирка.

Здесь осталось крайне мало архаики в социальных отношениях. Постмодернистская инфантилизация охватила все возрасты, сексуальная контрреволюция — все социальные слои, информатизация — всех тотально. Всё традиционное отменено, отброшено, изжито — даже как инерция.

Конечно, мне могут возразить, что Сахалин (тем паче Курилы) — это не Южно-Сахалинск. Моя рабочая гипотеза как раз иная: в Южно-Сахалинске проживает половина населения области, а вторая половина либо тяготеет к первой, либо не тяготеет вообще ни к чему. Южно-Сахалинск — это силовой центр ментальности Сахалинской области. Конечно, есть и Александровск (кстати, моя историческая родина), есть и выдающийся Санги, а ещё некоторые говорят, что где-то есть Оха. Я оставляю эти фантазии тем, кто их разделяет, и исследую только то, что действительно есть. Есть в единственно реальном для нас пространстве — информационном.

Да, здесь есть "природа". Это наша фишка: редко увидишь — особенно "на материке" — такие местообитания, где с тротуарного асфальта можно шагнуть в таёжные дебри. Это наше величайшее сокровище, но кто им пользуется, кроме кучки неотмирных грибников и праздничных выезженцев "на шашлыки", имеющих целью оставить после себя как можно больше пластиковых тарелок, перепачканных кетчупом? Для нас наша "природа" — возможность. Возможность заработка (например, путина), возможность отдыха (например, велотуризм). Но нет Природы в традиционном смысле — того страшного первозданного мира, с законами которого нужно считаться ради самосохранения. Наша "природа" — это вид с "Горного воздуха", это то, чем приятно любоваться на экранах компьютеров, это то, что зацепилось фоном в селфи во время спуска на сноуборде. Мы отделены и отдалены от Природы паче прочих россиян. У нас даже дачники давным-давно сдались в противостоянии с коттеджниками, которые так же непрестанно глядят в мониторы, как и жители железобетонных "человейников". Ведь всем лучшим в себе мы обязаны мониторам!

Очень интересно понятие "сахалинец". Мы его часто используем, но кто является его эталоном? Кто "истинный сахалинец", с кого берут пример: с губернатора, с драмтеатровского актёра, с популярного бизнесмена, с медийного батюшки? Ни с кого! В отличие от материковцев, сахалинцы, лишённые глубоких семейно-родственных традиций, берут примеры напрямую с героев кино, ток-шоу, видеоклипов и рекламных роликов. Поведенческие модели, образцы потребления, эталоны отношений — всё приходит к нам из монитора, почти не проходя сквозь сито бытовых, клановых и этнических обычаев.

Кроме того, "сахалинец" — плавающее понятие. При возможности, мы норовим перестать быть сахалинцами — стать питерцами, белгородцами, калиниградцами или гражданами Новой Зеландии. И речь идёт не о том, чтобы сохранить ощущение своей якобы инаковости при проживании в Санкт-Петербурге, а о самых первичных категориях: принадлежности этой земле, её климату, воздуху, грязи и гравитации.

Иное здесь всё. Сахалинцы более материалистичны — даже духовность наша имеет материалистическую специфику. Это и популярность протестантских сект, утверждающих земной успех как признак Божьего благословения, и иконы св. Спиридона и св. Серафима Вырицкого, которым православные молятся о "благополучии в бизнесе".

А вытеснением мечты о Царстве Небесном для сахалинцев является Таиланд. Этот райский мирок для нас — больше, чем отдохновение от мартовских сугробов чёрного снега. Это адамическое состояние, достижение которого является признаком социально-экономического благополучия, и потому беззастенчиво выставляется напоказ. Ведь истинно лишь то, что показно!

Как и на Западе, у нас неприлично быть бедным, не иметь машины, модной одежды, карманных денег. Европейские лёгкие улыбки и азиатская услужливость кентаврически сочетаются с российской хмурой озлобленностью. Главное — побольше заработать, чтобы хорошо отдохнуть от зарабатывания; отдохнуть так хорошо, чтобы потом снова хорошо заработать.

Образ потребления, свойственный верхушке западного среднего класса, у нас служит образцом для всех. Даже в "Сити Молл" ездил бесплатный экспресс, чтобы по возможности охватить как можно больше разных социальных элементов. Простой шоферюга может вставить себе ультрасовременные окна, установить модную жестяную дверь и приобрести бэушный джип. Горожане предпочитают в своём персональном автотранспорте подолгу стоять в вонючих пробках вместо того, чтобы ходить пешком по нашему компактному городку. Проблемы с катастрофическим загрязнением воздуха, убийственным шумом, ядовитой едой и онкологической эпидемией если не заметны — значит их вовсе нет?

Читатель, ты вполне можешь обвинить меня в субъективизме отбора знаков сахалинской ментальности. Ты вполне можешь с придыханиями восклицать о Тоболяке и Чехов-центре, о сопках и горбуше, о Санги и нивхах, о геотермальных источниках и грязевых вулканах, о клоповке и корюшке, о лесных ториях и лакированных хащи — говори о чём угодно, лишь бы это было отражением истинно нашей, сахалинской ментальности. Хоть о куксе! Хоть о третьем рельсе! Посыл моего текста — призыв к отысканию знаков сахалинской идентичности, сколь бы безобразно попсовыми и непотребными они ни выглядели. Хватит прятаться за книжки о чьих-то жизнях, учениях и изречениях. Пытливым взором надобно разглядеть то особенное, что покажет нам нас. Что явит ни мало ни много — сам Постмодерн в его "чистом" виде, неприкрашенном инерциями традиций. Ведь такой чистоты Постмодерн нигде не достигает — всюду остались какие-то лоскутки Традиции. И тот, кто воспользуется нашей культурологической возможностью, может схватить очень многое из безбытийтвенного духа её величества Современности.

Вот среди божественно прекрасных сопок носимся мы. Что за народ мы, что за сообщество? Чем мы пользуемся, чем пренебрегаем? Почему поход в "Сити Молл" для нас является духовной релаксацией?

Можно продолжать эти сквернобытовые зарисовки, но мне это неинтересно. Я призываю начать замечать действительные отражения нашей уникальной реальности. И перестать прятаться в книжки и обсуждения того, "насколько прекрасен наш круг".

Кстати, о прятках: здесь дидактическое измерение моего посыла: перестать прятаться за виртуал пыльных концепций, но, напротив, применять их в анализе окружающего. Здесь важна не серьёзность, а умение. Это игра — деятельность, смысл которой не в результате, а в процессе. В эру девальвации всех и всяческих "больших рассказов" интеллектуалу остаются только два пути. Это или (1) обслуживание существующего турбокапиталистического глобального миропорядка (например, стать коучером, пиарщиком или пикап-тренером), или (2) интеллектуальная игра, оттачивающая силы ума, никак не приложимого к практике. И я приглашаю, коллега, сыграть со мной в увлекательную игру, посвящённую сахалинской семиотике. На тему "Симпсонов" и "Гарри Поттера" написано множество замечательных книг — одновременно серьёзных и популярных. На тему сахалинской обыденности — ни одной. Пора заняться делом!

Ведь мы читаем для того, чтобы думать, а не думаем для того, чтобы читать.