Защитник птиц и самолетов Сталий Коняшов

Человек не птица, летать не может — говорили до тех пор, пока люди не изобрели самолеты. С тех пор прогресс и природа делят воздушное пространство, а чтобы это было безопасно для всех участников движения, при аэропортах существуют орнитологические службы. В воздушной гавани Южно-Сахалинска эти функции выполняет старший инженер по орнитологическому обеспечению безопасности полетов Сталий Энгельсович Коняшов, один из старожилов островной авиации. В главном аэропорту области он работает уже 56 лет, а в планах у главного орнитолога — защищать птиц от самолетов, а самолеты от птиц вплоть до своего 94-го дня рождения.

— Сталий Энгельсович, расскажите немного о себе. Как давно вы работаете в аэропорту Южно-Сахалинска?

— На аэродроме я работаю с 1964 года, распределение в аэропорт "Южно-Сахалинск" получил 20 февраля 1964 года. Я работал инженером по эксплуатации самолетов и двигателей. Это головная специальность была. Ведь самолет сам не летает, для этого нужно и сам самолет готовить, чтобы он был исправным, и летчиков готовить, чтобы они умели эксплуатировать авиационную технику.

А с орнитологическим обеспечением я стал вплотную работать в 2003 году, был старшим инженером-инспектором по безопасности полетов. Тогда меня попросили это дело на параллелях выполнять. Отправили на учебу в Санкт-Петербург, я учился тому, как обеспечивать орнитологическую безопасность полетов и потом внедрял все это дело.

Но так получилось, что требования к самой орнитологии стали выдвигать более высокие, просто так урывками этим делом заниматься уже было нельзя. В 2015 году мне предложили стать старшим инженером по орнитологическому обеспечению безопасности полетов, и я согласился.

— А как именно вы обеспечиваете безопасность полетов?

— Для этого у нас есть специальное оборудование. У нас шесть биоакустических установок. Мы с вами подъедем к одной из них, это "Универсал-Акустик" АЭРО 1С. Одна из первых, что мы установили на аэродроме. Мы начали закупать их в Мытищах, там есть замечательный небольшой завод, называется "Два крыла". Такую установку мы у них в 2015 году приобрели, установили и сразу же получили эффект, которого даже не ожидали.

Это уникальное оборудование, просто замечательное. Применение его позволило значительно сократить количество птиц, пролетающих непосредственно над аэродромом, что положительно сказалось на безопасности выполнения полетов воздушных судов. Сейчас птицы обычно летят восточнее, кроме ворон. Но вороны-то у себя дома, и они летят, но тоже держат дистанцию. Это самая умная птица на земле. Интеллект этой птицы равен интеллекту пятилетнего ребенка, её можно научить говорить, и она будет осознанно говорить не как попугай. Зрение вороны способно охватывать обзор на триста шестьдесят градусов.

Дело в том, что у нас раньше все перелетные птицы перемещались строго по маршруту над взлетно-посадочной полосой. Высота составляла от 20 до 250 метров, в редком случае 250, а так, в среднем, где-то 50-150 метров. Это опасно из-за того, что воздушные суда, которые заходят на аэродром, могли столкнуться с ними, и бывало немало случаев столкновения.

— И чем чревато столкновение птицы с самолетом?

— А тем, что самолет может выйти из строя. Вот в 1999 году у нас замечательный летчик Андрей Лапшин выполнял полет из Южно-Сахалинска в Менделеево на Курилы. 30 апреля 1999 года взлетал он с курсом 192 на юг и после набора высоты и начала разворота на мыс Великан столкнулся со стаей лебедей, лебеди повредили воздушный винт.

Птицы погибли, пробили маслорадиатор, пробили переднюю кромку крыла, вместе с противообледенительной системой, там керамическая трубка, подающая горячий воздух с температурой 250 градусов, размолотилась. Но Андрей замечательный летчик. Он развернулся и на одном двигателе прилетел сюда и благополучно сел. Вот такие события. И чтобы такого не было, мы проводим работы по обеспечению полета.

— Давайте вернемся к установкам. Получается, они звуковые, да? А как именно они работают?

— Эта установка "Универсал-Акустик" АЭРО 1С. Это была первая установка. Мы с вами видим коробку прямоугольную, там четыре динамика стоят. Приводится каталог всяких сигналов: и бедствие, и крики хищных птиц, и всякие другие, и в том числе выстрелы.

Я испробовал разные сигналы. Но не все они были эффективны. Получилось, что на звуки хищной птицы слетаются вороны для того, чтобы подраться с ней. И здесь на аэродроме столько их собиралось. Когда включаешь крик раненой птицы, то сюда лисы бегут и вороны летят, чтоб добить. Вот такое дело.

Постепенно мы пришли к выводу, что наилучшим средством для отпугивания птиц, вес которых свыше 300 граммов — это выстрелы из охотничьего ружья. Мы опробовали и так, и эдак и потом пришли к выводу, что только выстрелов боятся эти птички. Потому что все они, как правило, относятся к охотничьим видам, их стреляют, а они понимают, боятся. И поэтому я начал использовать звуки выстрелов.

Звуки не повторяются с тем, чтобы птицы не привыкали. Через каждые пять минут стреляет пушка и стреляет уже другими сигналами. Вот такие дела. В ящике, который я открывал, стоит компьютер и программа-планировщик и с её помощью и подбираешь программу выстрелов.

Кроме того, есть наблюдательный пункт. Раньше здесь сидел диспетчер службы движения, но потом построили вышку, и здесь теперь основной пункт орнитологического наблюдения за птицами. Вот тут у нас есть бинокль, так наблюдаем за птицами, а когда они появляются на аэродроме, диспетчер службы движения, вызывает внештатную орнитологическую группу по отпугиванию птиц.

У них есть ручные сигнальные патроны, они подъезжают, стреляют ракетами или же дают сигнал об охоте — это такая ракета, которая не стреляет зарядом, а издает мощный звук и пламя вылетает, будто ты стреляешь из охотничьего оружия, полная имитация.

— А как птиц отпугивали до 2015 года, пока не появилась установка?

— Мы делали разные мероприятия здесь. Например, жгли траву перед началом полетов. И когда птицы летят, смотрят: что такое? И ни сядешь, все черно, ни травинки... И они улетали. Но после пожара в 2010 году в Элисте, столице Калмыкии, такую практику запретили. Там на аэродроме выжигали траву и не успели предотвратить распространение пожара, сгорели объекты службы движения.

А мы тут и с ракетницами бегали, и на машине прогонять пытались. Бывало так, что садились здесь до трех тысяч чаек. Вот садятся на зеленку, и ничем ты их не прогонишь. Машина движется, а она не боится, от колеса отпрыгнула в сторону и дальше своим делом занимается. В этот период времени на взлетно-посадочную полосу выползают дождевые черви и причем в большом количестве, а для птиц это большое лакомство. И чайки, которые пролетали над аэродромом, они видят — о, зеленый подарок судьбы — и садятся.

А за ними и другие, у них ведь зрение получше, чем у человека, в десять раз лучше видят, поэтому сюда кормиться и прилетали. А как их отпугивать? И стреляешь по ним — реакция такая, отскочила чайка в сторону и дальше продолжает. Потому что на них никто не охотится, и выстрелов они не боятся. И тогда мы стали применять ветровую машину — мощный двигатель стоит от самолета МиГ-15, три тысячи лошадиных сил, их применяли для того, чтобы сдувать снег со взлетно-посадочной полосы. Мы попробовали, и, вы знаете, это очень эффективное средство оказалось, но расход топлива большой. Вы же представляете, он почти плюется там керосином.

Тогда стали искать такое, чтобы постоянно, и днем, и ночью у нас были приборы, которые отпугивают птиц. Раньше, во времена Советского Союза, был разработан документ, руководство по орнитологическому обеспечению полетов гражданской авиации СССР. В нем поручали заводу двадцатому, который находился в Киеве, разработать установку "Беркут", которая бы отпугивала птиц. Считали, что достаточно будет всего двух штук — одна резервная, а другая будет использоваться в работе.

Но случилось так, что Советский Союз развалился в 1991 году, завод киевский не сделал то, что от него требовалось, и мы все остались без такого прибора. До тех пор, пока москвичи, в частности, Подмосковье, Мытищи, не создали такой прибор. Специалисты замечательные, работает там Рыжов Сергей Константинович, он же является руководителем отраслевой группы авиационной орнитологии. Они и создали такой прибор, а мы одни из первых себе купили, поставили, потом подобрали режим, какой нужно и увидели, что это очень эффективно.

Но птицы уже прочувствовали, что вот здесь в радиусе 900 метров есть опасность, поэтому они летят дальше и снова садятся. А мы тогда что — а давай купим еще одну. И получилось так, что сейчас мы не видим ни одной птицы из тех, что раньше пролетали, ни одной чайки. И в настоящее время у нас таких шесть установок, седьмую мы собираемся купить и установить в августе.

Обратите внимание, речка проходит через аэродром. Бывает, эта речка поднимается и выходит из берегов. Но благодаря тем мероприятиям, которые провела наша комиссия противопаводковая, во время этих больших дождей все было хорошо. А раньше были такие разливы, что здесь утки плавали. Если приедете летом, увидите, сюда прилетают молодые аисты. Они осторожные, если ты не угрожаешь, то он тебя пропустит, а если ведешь себя агрессивно, конечно, улетит. Они очень умные, скажу, что можно удивляться их поведению.

— Наверняка у вас в запасе есть какие-нибудь забавные истории про птиц, поделитесь?

— Конечно. Вот те же вороны, казалось бы, относятся к отряду воробьинообразных, но порой ведут себя, как хищники. У нас была собака такая небольшая, жила она тут, и так любила бегать за машинами, пока лапку ей не отдавило, но жила здесь и все нормально было.

И однажды я, объезжая аэродром, наблюдаю такую картину: бежит наша собачка, а над ней кружат и гонят её три вороны, большеклювые. Они её загнали на сугроб, который после пурги не очистили. Собачка упала, смотрю, думаю, надо вмешаться, собачку жалко, вижу — она лапы откинула, а я подъехать не могу, потому что сугроб большой.

И вижу такую картину: с трех сторон эти вороны поступают к собачке. Одна её за хвост дернула, другая к морде клювом так слегка дотронулась, а собачка вскакивает и успевает схватить эту ворону за хвост. Три пера у неё в зубах и она такая радостная бежит, вроде хохочет, победа у неё стопроцентная. Эти же каркают, Господи, вот это картина.

Это были молодые вороны, где-то два года им. Собака прикинулась, что все уже не может бежать и обманула их, так еще и наказала.

— Кстати, о птицах. В некоторых аэропортах, в Москве, например, используют хищных птиц, чтобы те защищали воздушное пространство. Почему у нас так не делают?

— Да, некоторые заводят хищных птиц. Но это не очень эффективно. Вот, скажем, в Пулково, там завели балобанов, они должны были отпугивать, и не просто даже отпугивать, а бить эту птицу, которая вторглась в воздушное пространство аэропорта. Ну и скажу, что эффект, конечно, не очень хороший, самолеты-то летают. Это в Кремле есть служба, там орлы бьют ворон, которые гадят на позолоту и это работает. А в Пулково получилось так, что за уткой пустили этого балобана, а он сам попал в двигатель немецкого самолета. Ежегодно у них получается до полутора десятков столкновений с птицами на аэродроме.

Или, например, перед самолетом вы будете пускать сокола. Была история, когда сокол так попал в двигатель и вывел его из строя, из Германии потом двигатель везли, чтобы заменить. И самое главное, что немцы не предъявили претензию к руководству, хотя и нашли сокола с ремешком на шее.

Соколы только в клетке находятся без ремешка, и однажды смотритель забыл клетку закрыть, как следует, и сокол улетел. Естественно, что он начал кормиться птицами. Его ищут и не могут никак найти, сообщения везде: "Христа ради, сообщите кто, где видел, пропал сокол". Ну и нашли его. А он настолько обожрался, что взлететь не может сидит на дереве и все.

— А у нас в последние годы птицы сталкивались с самолетами?

— У нас за последние пять лет количество столкновений самолетов с птицами в районе аэродрома значительно сократилось. Единственное, в прошлом году было столкновение с двумя белопоясничными стрижами в июле месяце, 11 и 31 июля. Случилось это, потому что у нас здесь вы, наверное, помните, дождливое было лето. И комаров, которых обычно много, не было.

А этот белопоясничный стриж кормится только на лету, он ничего на земле не подбирает. И живет он на лету. И вот на высоте 4 километра они ночуют, спят, одна птица только дежурит. Солнышко только-только, мы еще даже не видим, у нас ночь, а он с этой высоты солнце увидел, команду дал, и они все начинают летать. А поскольку дождливая погода, комары все сидели на земле, и стрижи голодные остались, у них 80 процентов даже не смогли вывести птенчиков.

И получилось так, что эти две маломощные птички попались, одна столкнулась с лобовым стеклом, а другая ударилась в шасси. Но птичка эта, белопоясничный стриж, у него вес 21 грамм, вообще без последствий. А мы считаем, что столкновения могут нанести ущерб только если птица весит больше трехсот граммов.

— Очень интересная у вас профессия, но ведь вы не сразу пришли в авиацию? Насколько я знаю, начинали вы с другой стихии — ходили в море.

— Это было такое, да. Я с детства мечтал стать моряком, у нас была команда нашего двора в Южно-Сахалинске, и все только этим бредили. Мне нравилось. Я скажу, что море — это самое красивое место, можно прочувствовать, что такое настоящая красота. Ночью, если вы подойдете к кормовому срезу и посмотрите, как вода из-под гребного винта выходит, — Господи, это что-то невообразимое по своей красоте. Море светится, оно становится ярко-зеленым, светлым, необычайные краски. Скажу, что Айвазовский отдыхает.

— Почему же тогда решили пойти в авиацию?

— Я в общем-то так сам определился. Поплавал и получилось так, что в 1959 году я заходил в невельский порт. Мы там стояли в ремонте, маленькое судно рыболовное, я работал помощником капитана. Выходили мы на ходовые испытания, я возвращаюсь и слышу замечательную песню: "Снова цветут каштаны, и слышится плеск Днепра молодость наша, ты счастья пора". И пока пришвартовались, побежал к киоску книжному и купил брошюру, куда пойти учиться.

Искал и нашел, что в Киеве есть такой институт ГВФ, гражданско-воздушный флот СССР, решил, что вот туда я пойду и буду учиться на механика. И все. Подал документы и ждал, а мы за это время обловили здесь Анивский залив, ловили селедочку мелкую, ловили её в Охотском море, а в апреле отправились на путину на Северные Курилы.

Пришли мы на остров Парамушир и начали ловить. Побывал я и на западном побережье Камчатки, и на острове Атласова, замечательный там вулкан Алаид. Но я с моряками-друзьями разговаривал, они говорят, уже нет той красоты, а это был необычной красоты вулкан. Был я и на Шумшу в те времена, когда туда никто не мог кроме моряков пройти. Это золотая пора была.

Потом пришел вызов, и я поехал поступать. Поступил и стал учиться на факультете, который в свое время окончил Игорь Иванович Сикорский. Этот факультет раньше был в киевском политехническом институте, а потом в 1930 году на базе этого факультета был создан институт ВГФ. Получается, этому замечательному институту 90 лет исполнилось.

Учился я там на механическом факультете. Кстати, Сергей Павлович Королев в 1928 году закончил факультет, который, как я говорил, Сикорский закончил в 1912 году. Хорошее время. Я с благодарностью вспоминаю своих друзей, своих преподавателей и Киев, когда снова цветут каштаны. С 15 мая по 25 они цветут, это же какая красота была. Конечно, осталось меньше моих друзей в живых. Жизнь, оказывается, такая скоротечная, не успеешь оглянуться, а уже вот. Но есть друзья у меня и я по сей день созваниваюсь с ними.

— Вы ведь уже очень давно работаете в аэропорту и, насколько я знаю, застали даже старое здание.

— Да, я же туда приехал с документами. Здесь ничего не было, только взлетно-посадочная полоса, её 20 февраля 1964 года принимал генерал-лейтенант авиации Счетчиков. Полоса у нас была короткая 2200 метров, ширина её 45 метров, по 2,5 метров боковые обочины, то есть 50 метров. На неё большой самолет нельзя было принимать. Сегодня эта взлетно-посадочная полоса 3 400 метров, ширина с укрепленными обочинам 60 метров, то есть она отвечает всем требованиям, чтобы принимать все воздушные суда. Но это было не просто так, не сразу вдруг.

Дальневосточное управление во многом препятствовало тому, чтобы мы имели воздушные суда, которые бы пролетали мимо Хабаровска, потому что это было выгодно Хабаровску. Прилетает большой самолет, садится в Хабаровске и маленькими возит на Сахалин, а сахалинцам это не нравилось, им хотелось, чтобы здесь сели и прилетели в Москву.

Командиром у нас тогда был Анатолий Александрович Королев, и мы стали решать эту задачу, чтобы на Сахалине были большие самолеты. Мы добились этого благодаря тому, что генеральный конструктор самолета Ил-96 Генрих Васильевич Новожилов попросил аэропорт Южно-Сахалинска, и в частности Королева Анатолия Александровича, разрешить прилететь сюда, совершить дальний полет из Москвы до Южно-Сахалинска.

Он нас собрал, а я работал тогда старшим инженером-инспектором по безопасности полетов, собрал он заместителей, спрашивает, что будем делать, мы сказали, что будем принимать. Стали готовиться, все подготовили к этому полету, к этой посадке. Генрих Васильевич сам летел в этом самолете, они прилетели, мы оформили акты, подписали, все сделали, как надо. Отправили в Москву и получили документ о том, что наш аэропорт, наша взлетно-посадочная полоса пригодна для приема самолетов типа Ил-96-300.

Они улетели, а документ остался. А Ил-96 когда пришел, это же были только испытательные полеты. Зато мы стали давить дальневосточное управление и просить нам Ил-86. И пусть он хоть и летал через Красноярск, но мы людей уже смогли возить из Южно-Сахалинска в Москву, напрямую. Коротенькая посадка, 12 часов, и люди в Москве это большое дело было.

— А как вы оцениваете работу орнитологической службы? Как много было сделано за эти годы?

— Скажу, что мы сделали немало, по крайней мере вы обратили внимание, что на аэродроме нет деревьев, нет кустарников, все пострижено, все аккуратненько, что касается птиц — сейчас еще период массового весеннего перелета на размножение, а мы с вами птиц не видели, потому как они, как правило, пролетали в километре от оси аэродрома, либо западнее, либо восточнее, это тоже немалое достижение.

Когда мы первую вышку запустили, в охотсоюз начали жаловаться охотники. У них здесь традиционно были свои места, и они говорят: "Какие-то бракаши на аэродроме уток бьют, все поразлетались". И вот к нам приезжали проверять. А мы их не стреляем и не бьем, а наоборот их любим и пытаемся сохранить, чтобы они не сталкивались с самолетами. Главное — бережное отношение к птицам. Вот это все сделано для того, чтобы сберечь птиц, сохранить их.

— Сталий Энгельсович, я смотрю на вас и удивляюсь тому, как много в вас энергии и энтузиазма. Вы не похожи на обычного пожилого человека.

— Так а я не пожилой, я еще молодой человек. Цыганка нагадала сказала: "Ты будешь до 94 лет только работать, а потом уже будешь жить дальше в свое удовольствие".

— И вас не пугает такая перспектива?

— Нет. Работа моя мне нравится, люди замечательные. Вся жизнь у меня связана с этим аэропортом, и я люблю тех, кто здесь работает.