Поэт из детдома Дмитрий Иванов: "Я себя люблю, я самый лучший"

Ему 20, он вырос в трех детских домах, с четырех лет пишет стихи, любит Блока, организовывает собственные творческие вечера и собирается служить по контракту. 27 августа в конференц-зале Сахалинской областной универсальной научной библиотеки состоится литературный вечер-презентация, посвященный сборнику стихотворений Дмитрия Иванова "Книжка небольшая". Это действительно совсем маленькая книжка, на которую Дмитрий потратил значительную часть денег, полученных по окончании детдома. Корреспонденту ИА Sakh.com автор рассказал о своем детстве, о творчестве и любви к себе.

— Дмитрий, где вы родились, где выросли? Расскажите немного про свое детство.

— Я вырос в детском доме, причем не в одном. Родился я в Долинске. Когда мне не было еще и годика, мать меня оставила. До трех лет был в Доме малютки, потом меня отправили в детский дом села Правда Холмского района. Этого детского дома сейчас нет, его закрыли в 2014 году. Там я провел девять лет, но с перерывом, не все время там находился.

— Сбегали?

— Нет-нет, я был в Крыму в санатории, целый год. С 2011 по 2012 год. Это такой знак поощрения для тех, кто хорошо себя ведет. А про детский дом, как вам сказать… Не хочу расстраивать воспитателей, которые работали в Правде, вдруг они прочитают это интервью, поэтому не буду говорить о неприятных моментах, чтобы не быть голословным.

— То есть вам там было плохо?

— Разве может быть в детском доме хорошо?

— Я не могу судить. Но государство нам регулярно сообщает, что там создаются все условия, что дети ни в чем не нуждаются и прочее.

— Я вам расскажу одну историю. 2008 год. У нас на столах даже хлеба не было. Вы знаете, в тот год была военная реформа, и вот такие у нас были "военные" условия.

— 2008-й? Но это же уже благополучное время относительно.

— Относительно, вот именно. Но я хорошо помню, как моя няня приносила нам хлеб из дома. Да много было историй, просто не хочу все рассказывать. Если же говорить о моем восприятии, о личных впечатлениях, я чувствовал себя белой вороной в этом детском доме. Я очень рано начал писать стихи, в четыре года. Кстати, в разных интервью почему-то писали по-разному, так вот это было именно в четыре года. Воспитатель Наталья Павловна Еськова заметила во мне искру таланта и начала его развивать. Именно благодаря ей творю. Я до сих пор переписываюсь со своими воспитателями в соцсетях и пообещал им, что отправлю несколько экземпляров своей книжки в Правду, обязательно.

— Можете прочесть стихотворение, которое написали в четыре года? Вы его помните?

Читает:

А началась река с истока,

Затем вдруг поспешила в путь.

Неизвестная дорога

Погнала речку к морю, вглубь.

Рассекая бездорожье,

Неслась река в слепую даль.

"Будь в желаньях осторожней", -

Голос следом невзначай.

Так порой и мы, желая

Слишком быстро повзрослеть,

Гоним и не замечаем,

Как вскоре можем пожалеть.

— Откуда в четыре года такой словарный запас?

— Я в этом возрасте уже умел читать и писать. И даже пытался рассуждать о творчестве Стивена Кинга.

— Как ваша воспитательница поощряла и развивала ваши способности? Хвалила вас, читала вам книги?

— Не только хвалила, она могла и ругать меня, если что-то неправильно напишу. Помню, мне было семь лет, и я написал стихотворение. Оно не сохранилось, я его не помню, там что-то про бабушку, про журавлей. Такой слегка ажиотажный бред получился. Наталья Павловна меня поругала и сказала — Дим, если ты хочешь стать известным писателем, тебе надо изучать стихосложение, писать грамотно. Благодаря ей я стал читать. Моя первая книга — Александр Блок, избранные стихотворения.

— И во сколько вы познакомились с Блоком?

— В шесть или семь лет, примерно тогда.

— Дети в таком возрасте еще читают "Доктора Айболита".

— Да, а я уже изучал Блока. Все благодаря Наталье Павловне. Она не пыталась со мной сюсюкать, сразу как-то задала высокую планку и все время ее удерживала. Если замечала, что я начинаю куда-то падать, мысли у меня не те пошли, она сразу — так, вот это возьми почитай, вот это. За это я всегда буду ей благодарен, сколько буду жить. Очень интересный человек, очень творческий, рисовать меня научила.

— Другие воспитатели были такими же внимательными к детям?

— Не все. Скажу мягко, многие избегали общения с нами, просто выполняли свои обязанности и все. Таких, как Наталья Павловна, было немного.

— А воспитанники были какими, если нарисовать коллективный портрет?

— Моя группа делилась на тех, кого воспитатели поддерживали во всем, кому помогали, и на тех, с которыми как бы избегали общения. Проще говоря, на любимчиков и нелюбимчиков. Я был белой вороной, потому что был творческий. Группа моя делилась на спортсменов, пофигистов и творческих. В числе последних были я и еще один парень, его имя не вспомню, это было очень давно. Он тоже рисовал, что-то пытался сочинять, но это в нем быстро как-то подавили. А в 2014 году, 15 июня, нас всех перевели в другой детский дом, в Углегорск. Всего в моей жизни их было три. Уже в 2013-м мы знали, что издан указ президента о сокращении детских домов, но когда время уже подходило к этому событию, начались побеги. Многие стали сбегать, потому что не хотели в другой детдом. Представляете, с трех лет прикипеть к этому дому — и тут раз, из родного гнезда тебя выселяют. Я помню такой момент при переезде. Одна воспитательница взяла за руку близняшек и ходила вокруг детского дома кругами, потому что дети просто вцепились в нее и ни в какую не хотели садиться в автобус. Мне тогда было 14 лет, я уже очень многое понимал и тоже волновался, не знал, к чему готовиться. Примут меня там, не примут?

— И как оказалось?

— Знаете, мои опасения были напрасны. Углегорск меня очень тепло встретил. Именно там я стал дружить с библиотекой. В Правде почему-то я ни разу не был в поселковой библиотеке. В холмскую библиотеку нас возили, а в правдинскую почему-то нет. Первое мое впечатление об Углегорске — "телевышка, на*". Объясню. Когда мы всем автобусом въезжали в город, я издали увидел вышку и, так как был острый на язык, сказал: "О, телевышка, на*!". Это сокращение от ругательства, я тогда болел словом-паразитом "нахрен" и вставлял его в разговор по поводу и без. Мне потом эту "телевышку, на*" припоминали.

— Как вас приняли в детском доме?

— Очень тепло. Весь коллектив во главе с директором вышел на крыльцо встречать нас. И дети тоже. В этом детдоме я пробыл два года, до 2016-го. Не сказать, что было очень хорошо, но не сказать, что было и очень плохо. Хотя впечатлений больше, чем от правдинского детского дома, потому что именно в Углегорске я начал самостоятельно познавать мир. В Правде нас все время держали, как в клетке, мы гуляли на участках возле детдома. То есть, представляете, мне 13 лет и максимум, что я могу — дойти до ближайшего магазина и назад. А в Углегорске мы спокойно гуляли по городу. В первый же день, как только приехали, у нас произошла первая драка с местными на площади. Мы же детдомовские, само собой, характер, гонор. А еще — это важный момент, я считаю — мы упросили директора углегорского детского дома, чтобы нас зимой отвезли обратно в Правду.

— Зачем?

— Так сильно мы прикипели к своему первому дому. Просто захотели там побывать, хотя прошло на тот момент всего несколько месяцев. И, представляете, директор дала добро, и нас свозили на несколько дней. Мы ночевали в своем детском доме, заранее договорились об этом с бывшим заместителем директора Татьяной Анатольевной Колосовской. Кровати там были уже голые, мы на голых матрасах спали, но были счастливы. Я спраздновал там свой день рождения, 15 лет. Я заранее созвонился с нашим музыкальным руководителем, Ириной Геннадьевной Афанасьевой, и когда мы уезжали из Правды, она вышла на дорогу, автобус остановился и она зашла в автобус. Когда мы жили в детском доме, ее уважали, но не так, как в тот момент. Ее желали все обнять тогда. Здесь я сразу вспоминаю строки Есенина: "Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянье". Татьяна Анатольевна подарила мне подарок — барашка. Он до сих пор стоит у меня в квартире в Долинске. У него, конечно, глаза уже стелись, но он стоит. Только с 2014 года я стал по-настоящему ценить подарки, которые мне дарят. До этого никогда не ценил.

— Потому что их было слишком много? Есть же такое понятие — мандариновая благотворительность. Это когда детей-сирот по праздникам задаривают подарками вместо того, чтобы подарить им какое-то тепло в обычные дни.

— Да-да-да. Я вам хочу сказать, что до сих пор ходят споры, какой детский дом на Сахалине лучший, и все говорят — правдинский был лучше всех. У любого сироты спросите. Ни в одном из других детских домов не было на каждой группе по три шефа. На моей группе были шефами "Газпром" и другие компании. Нам дарили всякие телефоны, плееры, часы. Нас действительно заваливали подарками.

— Как вы это воспринимали?

— Как будто так и должно быть, вот честно вам скажу. Мы не чувствовали тепла от этих подарков, я говорю совершенно искренне, мы воспринимали это все как должное. И это потом будет меня губить, потому что когда мы в углегорском детском доме узнали, что у них толком нет шефов, нет такой роскоши, мы, конечно, были в шоке. Мы рассказывали, как было у нас, и нам не верили. В Углегорске шефом, помню, был депутат Александр Болотников, он привозил подарки.

— Вы продолжали писать?

— Конечно. В 2015 году, когда мне было 15 лет, углегорская библиотека издала мою первую книжечку "Я мир стихами угостил". Она вышла тиражом 30 экземпляров. Если в "Книжке небольшой" я сделал подборку как новых стихов, так и старых, то та, первая книжка была сделана мной на скорую руку. Именно стихи были написаны на скорую руку. И туда же я влепил несколько сказок, которые написал в 2012 году. Сегодня мне стыдно за ту книжку. Очень стыдно. Когда мне ее как-то дали перечитать (в тот момент я работал над новой книжкой и осознанно хотел издаться в областной типографии), я вот так взглянул и говорю — уберите, противно.

— Вы не рассказали про третий детский дом.

— Да, троицкий. Оттуда я уже поступил в Сахалинский колледж искусств, без конкурса, выиграв в 2015 году областной конкурс "Живое слово", в котором участвовал с 2012-го. Я читал отрывок из произведения Леонида Филатова "Про Федота-стрельца, удалого молодца". Это было прекрасно. Я никогда не чувствовал себя на сцене таким по-настоящему раскрытым, незажатым. Я был полностью отдан сам себе. Вот хочу говорить голосом этого царя — и я буду им говорить. Филатов так же выступал. То есть я по-другому стал мыслить, чувствовать. И я выиграл, а победитель потом на бесплатной основе без конкурса может поступить в колледж искусств. Тогда-то я в первый раз и заболел зазнайством, поймал звездочку. Помню, до того увлекся, что забыл прочитать стихотворение, которое сочинил для колледжа. Просто ушел со сцены после исполнения конкурсного отрывка, в таком был порыве, космическом каком-то состоянии. Это мне было 15 лет, я оканчивал девятый класс в троицком детском доме.

— И вы поступили в коллеж?

— Поступил, в 2016 году. Стал учиться по профилю "социально-культурная деятельность". Но, знаете, это, наверное, самая больная моя тема, наибелейшее пятно в моей жизни. Меня поселили в общежитие, началась учеба… Но в первые же дни у меня стали происходить стычки с соседями по комнате. То ли я себя как-то неправильно преподнес, то ли еще что-то, но уже в первые дни у меня начались нехорошие отношения со многими студентами. Скорее даже со всей группой были плохие отношения. Я как-то сразу поставил себя выше остальных, вел себя высокомерно, честно вам скажу. Я не боюсь этого говорить, потому что это пройденный опыт, я его прожил. Когда меня будут отчислять, за меня никто не пойдет и не встрянет.

— Сколько вы там проучились?

— Нужно было отучиться четыре года, а я протянул только полгода, с 1 сентября по 1 марта. Отчислили за непосещение ОБЖ. Почему-то как назло я все время просыпал эти занятия, как-то пофигистически относился к этим парам. А когда петух жареный начал клевать меня в одно место, я решил в корыстных целях найти себе девушку, чтобы взять у нее лекции по ОБЖ и выдать за свои.

— А просто взять конспект у однокурсника и переписать нельзя было?

— Я же говорю, у меня со всеми были плохие отношения. Со всеми до единого. В общем, мой план удался. Я нашел первокурсницу и проявил такой вот нехороший, меркантильный интерес. Она дала мне конспекты, и я даже переписывать их не стал, просто наклеил на обложку поверх ее имени-фамилии свои. Но к вопросам все-таки подготовился, память у меня хорошая. Сижу, отвечаю, смотрю — а преподаватель листает "мою" тетрадку. Почерк-то мой он помнил наверняка, поэтому что-то заподозрил. Тем более, он же знал, что меня не было на занятиях. И когда я отвечал уже на последний вопрос, он оторвал от обложки наклейку с моим именем. Обложка была глянцевая, и скотч отошел как по маслу. Ну что, говорит, Дим, на этом мы завершаем наш экзамен. Мы с ним пошли к директору. Я, само собой, не отпирался. Директор сказал — мы тебе давали последнюю возможность, но ты ее провалил. Я никого абсолютно не виню в своем отчислении, сам виноват.

— И что потом? Вы получили какое-то другое образование?

— Да. Я пытался поступить в учебные учреждения Южно-Сахалинска, но ни одно из них почему-то меня не приняло. Пришлось поступить в Оху, в Сахалинский индустриальный техникум, на сварщика. Представляете, я был готов целовать зрителей со сцены, а тут мне нужно осваивать такую рабочую профессию. Но я доучился. На сегодняшний день я имею среднее профессиональное образование, я сварщик третьего разряда. Но я не желаю связывать с этим свою жизнь, не вижу себя в этой профессии. Я человек-человек, я не человек-металл.

— Кем вы сейчас работаете?

— Пока сижу дома, составляю новую книгу. По окончании детского дома мне дали квартиру в Долинске, по месту рождения. Ну и готовлюсь идти на контрактную военную службу.

— Это тоже не очень творческое занятие.

— По крайней мере, хотя бы прибыль. Зато не пропаду.

— А сварщик — не прибыльно?

— Понимаете, из меня сварщик, как из Фаины Раневской… Давайте скажем откровенно, меня дотянули, чтобы я окончил учебу. Помню, я взбрыкнул как-то, хотел отчислиться оттуда, но Зинаида Петровна Анисова, дай Бог ей здоровья, села и поговорила со мной. Она меня убедила в том, чтобы я не совершал вторую ошибку в своей жизни и доучился.

— То есть вы пока вообще нигде не работали?

— Я 26 июня только окончил техникум. Иногда пишу стихи на заказ, на день рождения, на праздники. Это небольшая прибыль. Но я сильно не распыляюсь в этом, потому что понимаю, что поэт не обязан себя растрачивать в написании на заказ. Это не есть настоящая поэзия, это ставит в определенные рамки.

— Если не секрет, где взяли деньги на "Книжку небольшую", если не работаете?

— Дело в том, что по окончании детского дома нам выплатили выпускные в размере 94 тысяч рублей. Из них некую сумму, не будем ее называть, я потратил на издание этой книжки. Она вышла 14 июля. 500 экземпляров.

— Будем говорить откровенно, наверное, многие выпускники детских домов эти деньги прогуливают, бросают на ветер. А вы вложились в книжку.

— Я прекрасно понимал, что если я потрачу на книжку, то мне может не хватить на жизнь. Но я об этом не жалею.

— Расскажите про свои стихи. Какой стиль вам ближе? Может, есть симпатии к каким-то темам? Я заметила, что у вас много пейзажной лирики.

— Да, вообще у меня больше лирическое направление. Меня Господь поцеловал в макушку лирическим дарованием. Я пытался писать большие формы, поэмы, но не дано мне это. Может, со временем придет, пока даже не рискую, дабы не испортить о себе впечатление. О природе я пишу во многом под вилянием Блока, у него тоже много пейзажной лирики.

— Блок ваш любимый поэт?

— Это кумир мой. Александр Блок, Осип Мандельштам, Иосиф Бродский, Евгений Евтушенко, Андрей Дементьев… Я могу бесконечно перечислять своих любимых поэтов. Но главный, конечно, Блок. Он очень рано начал влиять на меня. Стихотворение "В рощу осеннюю, в рощу туманную" написано мной в десять лет, это чистейшей воды классика. Оно есть в "Книжке небольшой". И там же есть стихотворение, написанное мной в семь лет, — "Судьба моя — мерцание огней". "Застыл меж болью и восторгом" в восемь лет написано.

— Какие-то недетские мысли. Это влияние детского дома, одиночества, необходимости рано повзрослеть?

— Да, так оно и есть. Наверное, это был уход от реальности, попытка создать свой мир, избежать повседневности. И я еще раз скажу, что благодарен Наталье Павловне Еськовой за то, что она заметила во мне этот талант прекрасный, эту искру, которую я на протяжении всей своей жизни буду пытаться превратить в звезду. Но звездой она не станет. Она всегда останется искрой. У меня пока не было ни одного творческого вечера, после которого я сказал бы, что он прошел на ура, что он идеальный.

— Где проходили ваши творческие вечера?

— Последний прошел 20 июня в Охе. Это был онлайн-вечер под названием "До новой встречи, север". Я очень хотел выступить не просто в библиотеке, а в большом зале в охинском ДК. И мне директор ДК дал такую возможность, но поскольку это было в условиях пандемии, зрителей не было. Меня снимали на камеру, а я-то к живой аудитории привык, поэтому все получилось как-то не очень. Это видео есть на сайте ДК, но я даже не хочу его пересматривать. Я не нравлюсь сам себе со стороны, меня начинает коробить. Я начинаю сам себя обсуждать — нет, вот здесь вот так надо было сесть, я ведь так красивее смотрюсь, почему они мне этого не сказали. Я больше никогда в жизни, даю вам слово, не буду проводить онлайн-выступления. Это ужасно, это не то. Посмотрите это видео, я там полностью мертвый. Пытаюсь какие-то чувства родить, чтобы меня поняли, но у меня не получилось отдать ту энергию, которую я должен был отдать. Потому что не было энергии в ответ. Поэтому — только живая аудитория. Сейчас я наконец-то добился, и 27 августа в конференц-зале Сахалинской областной универсальной научной библиотеки состоится мой литературный вечер-презентация, посвященный сборнику стихотворений "Книжка небольшая". Начало в 18:30, вход свободный. Всех приглашаю, буду очень рад всех видеть.

— Вы сами об этом договорились?

— Да, но с некоторым трудом, не с первой попытки. Я не стараюсь понравиться всем, всем никогда хорош не будешь. Просто я не понимаю, когда начинают преграждать путь молодым.

— Кто вам его преграждает?

— Литературный клуб "Лира".

— И в чем это выражается?

— Ну вот смотрите, давайте сценку разыграем. Вы — областная библиотека, я — автор, который издал книжку. Я приношу вам ее и прошу провести презентацию. Вы обо мне прекрасно знаете, кто я, о чем я пишу. Но как только вы прочли мою книжку, вы складываете о ней свое личное мнение. И на основании этого отказываете. Но мнения ведь у всех разные. Я думаю, такой субъективный подход неправильный. В общем, мне метафорически дали понять, что не стоит утруждаться, что у меня ничего не получится. Само собой, я на это взбрыкнул. Ну, это уже литературные терки, это понятно, потому что каждый поэт считает, что он лучше другого. Это нормальная практика, главное, чтобы это не переходило в самовозвеличивание. У каждого, повторю, свое мнение. Например, ответственный секретарь сахалинской писательской организации Николай Антонинович Тарасов сказал про мою книжку "дохлая книжечка". Но одно стихотворение ему понравилось, оно называется "Как будто и не жил". Я его написал в январе под влиянием одного из стихотворений Тарасова "Снегири не прилетают". Ну, мнение мэтра — это мнение мэтра, я не буду с ним спорить.

— Мне кажется, вы себя любите за всех: и за критиков, и за читателей. Вам читатели точно нужны? Вы себя заранее за них любите.

— А разве нельзя себя любить? Я себя очень обожаю, да. Всякий раз, когда я просыпаюсь утром и понимаю, что у меня плохое настроение, я сразу отдаю себе отчет в том, что этот день у меня будет неудачный. И поэтому я себя сразу глажу и говорю — я себя люблю, я самый лучший, я самый хороший, меня все обожают и я всех обожаю, я все сделаю, у меня все получится. Без самонастроя я даже не представляю, что бы со мной было. Если бы я на каждую шавку обращал внимание, которая тявкает, я бы с ума сошел. Говорят, что все творческие люди ранимые. Да, я согласен с этим мнением. Если бы я был очень ранимым и каждой шавке позволял бы в свои уши и в сердце кидать всякую грязь, да я бы съел сам себя. Поэтому я научился фильтровать.

— Шавки — это люди, я так понимаю, какие-то?

— Давайте мы не будем переходить на людей, это так, философски. У меня просто детдомовский характер. Да, у меня есть минусы, но я никогда не даю себе оценку, что абсолютно все делаю на пять. Я никогда не назову себя суперзвездой. Я сам для себя буду такую марку держать — я искорка. Потому что звезд очень много на небе, и чтобы загореться очень ярко, надо либо быть супер-пупер гениальным изначально, либо человеком, который готов со всеми конкурировать.

— Ну вы же понимаете, что можно выехать за счет таланта, а можно — за счет эпатажа и самопрезентаций.

— Хороший вопрос. Это с Охи все началось. Именно там я понял, что надо продвигать себя самому. Чтобы не быть никому обязанным. Мне, выражусь неинтеллигентно, не стремно, взять ноги в руки, пойти в библиотеку, хоть под дождем, хоть как и попросить провести мою презентацию. Я этого не чураюсь. Это мое видение того, как себя продвигать.

— Ваша цель-максимум на ближайшее время.

— У меня уже на пять лет все расписано. Мировой известности я не хочу ни в коем случае, она погубит меня с первого же мгновения. Я человек из народа, я не родился в богатой семье. Я не знаю, как можно шикардосно одеться, чтобы на сцене прямо блистать. У меня нет таких предпочтений, я всегда по-простецки одеваюсь. Моя самая главная цель — оставить после себя хоть что-то, хоть какой-то след на этой земле. Завистники всегда были и есть, любящие люди всегда были и есть, добрые люди всегда были и их всегда больше, чем злых. Для меня важно оставить маленький след, чтобы, возможно, когда-нибудь его заметили. И его обязательно заметят, хоть один человек.

— Прочтите напоследок ваше стихотворение, которое нравится вам больше остальных.

Читает:

И вновь в неизвестную даль,

Собравши рюкзак, поспешу.

По детству мгновений мне было не жаль,

А нынче — любым дорожу.

Должен идти и обязан уйти,

Банальна порой наша жизнь.

Однако в ночи растревожила мысль -

Все же банальнее мы.