Сложи так: вначале была книга…
И называлась она "Краеведы ведут поиск". А в ней помимо массы других интересных материалов - большая статья Владислава Михайловича Латышева о боевых действиях на южном Сахалине в ходе русско-японской войны 1904-1905 годов. И эта статья меня тогда здорово зацепила. И вот почему. Один из её разделов был посвящен боевыми действиям 2-го партизанского отряда штабс-капитана Бронислава Владиславовича Гротто-Слепиковского. И заканчивался он капитуляцией остатков отряда и упоминанием ссыльной Матрены Пиченежской о том, что из отряда после войны на север Сахалина и на материк никто не вернулся. Получалось, что больше сотни человек бесследно исчезли в сахалинской тайге, перестреляв перед этим около трехсот японских солдат, заставив командование противника задействовать в операции броненосный крейсер для доставки артиллерии и саперов, а также небольшую десантную флотилию из вооруженных баркасов и корабельного минного катера. А также значительное количество пехоты. Тут была интрига, от серых страниц недорогой книги тянуло порохом и приключениями. И буквально требовало познакомиться с автором статьи поближе. Разговор тогда не дал ничего принципиально нового, отличного от уже опубликованного материала. Правда, Владислав Михайлович порекомендовал кое-какую литературу по русско-японской войне 1904-1905 года, часть которой имелась в областной универсальной научной библиотеке, а часть - в библиотеке Сахалинского областного краеведческого музея. Кое-что из этого списка к этому времени уже стояло у меня на книжных полках, а кое-что в течение нескольких лет мне удалось купить, в том числе и в магазине "Дружба". В первую очередь, это литература по военному судостроению на немецком и чешском языках. Во-вторых, литература по военному искусству и военному судостроению на русском языке. Благо, к этому времени в СССР начала складываться и давать первые результаты система исторической изученности операций флота на уровне действия "отдельный корабль и его экипаж". Решающую роль в развитии этого направления в 80-х годах теперь уже прошлого столетия сыграли такие историки флота, как Р.М.Мельников, И.Ф.Цветков и Л.Л. Поленов.
Перед выездом на южный берег Тунайчи нам предстояло решить несколько технических вопросов. На первом месте стояла необходимость досрочного прохождения летней педагогической практики. Таким образом, летом 1986 года, договорившись на кафедре педагогики ЮСГПИ, пройдя некий установочный семинар и вооружившись дневником педагогической практики, вместо военно-археологической экспедиции ваш покорный слуга отправился в пионерский лагерь "Геолог". Пионервожатым. В гордом одиночестве, поскольку остальная публика "срулила" кто на путину, кто на материк, кто домой. Я не осуждал - у каждого своё кино и свои варианты. Но здесь необходимо сделать небольшое пояснение.
Чуть-чуть лирики конца 80-х годов прошлого века: В бытность мою студиозусом, сиречь собратом небезызвестного Хомы Брута, в любом уважающем себя педагогическом институте существовали студенческие макаренковские отряды. Их существование и работа поощрялись как по линии комитетов ВЛКСМ, так и по линии руководства институтом и факультетами. Однако эти объединения носили добровольный характер. Молодые парни и девчата штудировали педагогику и психологию, проводили регулярные сборы и итоговые слеты перед выездом в лагерь. И ежегодно отрабатывали уже сколоченной командой одну, а то и две смены подряд. По сути, такие отряды работали на базе крупных ведомственных лагерей. Там и условия труда были лучше, и оплаты повыше, но главным все-таки было наличие нормальной педагогической экспериментальной площадки, где можно было реализовывать не только современные воспитательные системы, но и собственные наработки. На долю остальных приходилось "все остальное". Как правило, небольшие пионерские лагеря. Таким небольшим лагерем как раз и оказался лагерь "Геолог". И уже вторую смену подряд воспитателями в нем работали педагоги средней школы № 2 города Южно-Сахалинска. Естественно, накопилась усталость, поскольку детей постоянно надо организовывать, укладывать спать, а потенциальные возможности у лагеря были скромные - бассейн под открытым небом, старенький клуб, футбольное поле и небольшой спортивный городок. Младшие ребята размещались в двухэтажных каменных корпусах, старшие - в одноэтажных деревянных. Младшими вожатыми у нас были девчата из педагогического училища. С хорошим уровнем подготовки, надо сказать…
Обязательную программу мы выполняли: рисовали стенгазету, играли в "комический футбол". В не комический, кстати, тоже. С погодой у нас не ладилось. И мой старший отряд томился в неизвестности и в ожидании долгожданной поездки на море. Даже "лягушатник" у нас использовался не каждый день…
Посмотрел я на это дело, посмотрел… и привез из города книги, пару сумок со столярными инструментами. И начал готовить ребят к "Зарнице". Для начала в вагончике с сохранившимся верстаком развернули производство деревянных винтовок и автоматов. "По просьбе трудящихся" установил учебное минное поле из старых консервных банок. Разминировали его ребята днем и ночью при помощи самодельных саперных щупов. Даже "морские мины" из тех же консервных банок устанавливали и снимали ночью в бассейне… А днем учил держать в руках рубанок, долото, рисовать эскизы, прежде чем пилить и строгать. А также лечить мозоли и порезы. В дело пошли не только старые доски и бруски, но и найденный на свалке старенький детский конструкторский набор. Болтов и гаек в нем уже не было, но сами дюралевые конструкции сохранились. Самодельные деревянные пистолеты, автоматы и винтовки очень скоро украсили намушники, декоративные спусковые скобы и даже откидные приклады… Шаблоном для пистолетов послужила зажигалка, отдаленно смахивавшая на германский "Вальтер ПП". Наряду с этим появлялись и совсем уже фантастические конструкции - с фантазией у моих Мосиных и Рукавишниковых было всё в порядке.
Помимо инструментов у нас в отряде измеряли скорость ветра чашечным анемометром и фиксировали атмосферное давление по битому жизнью барографу выпуска 1947 года - так проходил апробацию "помоечный арсенал", собранный из нескольких списанных и отправленных в утиль демонстрационных метеоприборов и благополучно перекочевавший в мой рюкзачок ещё во время послеэкзаменационной практики.
В общем, началась в первом отряде жизнь в стиле "не дай Бог я вернусь на гражданку, не дай Бог на гражданке женюсь" (абзац про гигантскую пьянку с последующей потерей сознания дипломатично опускаем), "возле дома расчищу площадку, понарою окопов-траншей, буду утром гонять на зарядку всю семью, от жены до детей. А детишки, как только родятся, пройдут курс молодого бойца и впоследствии будут гордится, что имели такого отца…". Как это на первый взгляд ни странно, нам завидовали ребята из остальных отрядов, живущих спокойной и размеренной жизнью. И мои юные камчадалы и сахалинцы знали, что им завидуют. Дальше - больше. Заранее предупредив воспитателя, отработали на соседнем отряде захват условного радиоцентра…
Серенький полдень. Дело идет к обеду. И вдруг ленивая тишина сменяется действием: к дверям радиоцентра устремляются две боевые группы. 5 секунд. Блокируются наружные двери. 10 секунд. Блокируются боковые коридоры первого этажа. Все находящиеся в коридоре уложены лицом вниз, кое-кого поставили лицом к стене. 15 секунд. Бросок вверх по лестнице. Блокируется верхний коридор. Отрывается дверь радиорубки, расставляются условные радиомины и условную растяжку. Команда "Уходим…". И всё, как при перемотке кинопленки, повторяется в обратном порядке.
Потом "разбор полетов": почему Ленька Павельев рванул наверх, а не остался в коридоре на первом этаже, а Ксюха лишнюю минуту расставляла в радиорубке условные мины из конфетных коробок. Потому что двигалась не по часовой стрелке, а хаотично…
На все 100% уверен, что нынешние ссыкливые и шкодливые власти обозвали бы это экстремизмом. Но тогда не было ни комиссий по борьбе с экстремизмом, ни управлений "Э" (которые по борьбе с экстремизмом). Ролевых игр, кстати, тоже не было. Вот и думай, что делать…. Но детей займи и заинтересуй. Заинтересовал.
На следующий день меня у клуба остановили два 11-летних шкета, игравших за персонал радиоцентра и, глядя на меня серьезными глазами, попросились ко мне в отряд. "Синдром скворечника" (это когда отваливается нижняя челюсть) у меня прошел быстро. Пришлось разрешить малышне работать в мастерской. Добавилось работы - теперь минимум час я тратил на ремонт и наладку привезенного с собой плотницкого и кое-какого слесарного инструмента - народ калечил его безбожно, пытаясь рубанками строгать гвозди в досках. Хорошо, технический персонал лагеря периодически подключался к заправке режущих кромок и заточке сверл - обычно времени у вожатого в лагере крайне мало.
Как известно, идея, овладевшая массами, становится материальной силой. Вскоре уже все отряды клепали деревянные автоматы, отрабатывали передвижение по-пластунски и учились определять скорость ветра по внешним признакам…
"Зарницу", обозвав её "Границей", поскольку тематика больше соответствовала борьбе с диверсантами и нарушителями рубежей нашей Родины, мы провели. Обязанности диверсантов выполнял героический первый отряд. Остальные отряды, получив на руки сухой паек, с увлечением гоняли и брали в плен моих "старшаков". С перерывом на обед. Итогом дня стала груда деревянных автоматов и винтовок, и "пленные", ожидавшие конца операции на скамейках возле пионерской линейки под неусыпным присмотром вооруженных трофейным оружием малышей из самого младшего отряда. И необычайно гордых, и собой довольных. Ночью набегавшийся за день лагерь впервые спал "без задних ног". Всё правильно. Ребята в таком возрасте должны уставать.
Через три дня закончилось моё пионерское лето. Народ обменивался адресами, девчонки ревели белугами. Первыми уехали камчадалы, за ними - ребята из районов…
Дорога на Тунайчу была открыта…
Поневоле из всего этого я вынес неприятие концепции "жрально-спального гарнизона". Если уж кто-то находится под твоей опекой, то он должен быть постоянно занят, сыт и загнан в жесткие рамки техники безопасности, за нарушение коей… Ну, сами понимаете. И непрерывная учеба. В идеале - круглосуточная посменная работа. Детям это нравится. Такая нагрузка просто не оставляет времени на сколько-нибудь деятельные поиски подвигов и приключений. Поскольку сама в известной степени рассматривается как подвиг и предмет зависти сверстников. И обязательно нужен некий элементарный набор технических средств. Без них невозможно заинтересовать и удержать мальчишек.
Понятное дело, с отдыхом у меня не получилось. Первый отряд из 14-16 летних ребят - это всё-таки довольно нервная работа. Посему, адреналин у меня только через уши не подтекал. Выжигал я его активной деятельностью.
В итоге в начале учебного года меня со скандалом выперли "с картошки" в течение первой же недели студенческой картофельной кампании - я, что называется, нарвался. В основе "нарыва" лежал всё тот же адреналиновый голод. Все-таки в 26 лет я был ужасным типом. Но всё обошлось. Осталась только репутация анархиста, прочно закрепившаяся за мной на все годы последующей учебы. Хотя мои философские воззрения ничего общего с различными течениями анархии не имели и не имеют…
К началу зимы сформировалась группа добровольцев. В общей сложности, вместе со мной набиралось 5-6 человек. Однако к началу лета "добровольцы" рассосались как нежелательная беременность у голодной крольчихи: у одного умер дед в Охе, у двоих "внезапно" началась студенческая путина, четвертого не отпустили с работы. Ещё один ушел в армию.
И нет в этом ничего удивительного. Если сидеть на заднице и хотеть, то, во-первых, каждый хочет чего-то своего. Большого и светлого. Например, слона. А во-вторых, хотеть и мочь, хотеть и уметь - это довольно-таки разные вещи. Я бы сказал, сильно разные.
И остался я в гордом одиночестве… Ровно сутки я с тоской посматривал на геологические спальники, выделенные нашим институтским комсоргом Валерой Фаломкиным и рюкзак, набитый сухими супами и кашами…
А чего вы, собственно, хотели. Карточная система на 70-м году советской власти была довольно широко распространена. На мясо, сахар, колбасу, растительное сливочное и масло… И в этих условиях собираться "в поля" было ох как не просто. Добавьте к этому антиалкогольную кампанию ЦК КПСС и закрытую на модернизацию табачную фабрику имени Урицкого. И пришедший на смену нормальному "Беломору" "Беломор" фабрики имени Клары Цеткин или его батумский собрат, напоминавший гибрид перепревшей соломы с махорочными бодыльями. И с совершенно не табачным, к слову сказать, вкусом. А также отсутствие чая и кофе. В общем… вы меня поняли.
Надо было "держать марку" и топать одному. А ещё мне было страшно. Новое дело, незнакомый кусок тайги. С медведями и кабанами. С клещами и природными очагами туляремии. И Бог весть какой ещё экзотикой.
И надо сказать, страшно мне было долгие годы. Даже не за себя - за ребят и за дело. Которые могли сглупить или плохо сработать. И тогда бы накрылось дело. Понятно, вместе со мной. Поэтому со временем отличительной чертой МПО "Франтирер" стала жесткая интенсивная практическая подготовка и полевая выучка. Но это будет потом. А пока… Глаза боятся, а руки делают. Так говорил мой дед Василий Константинович Быков, так говорил мой мастер Анатолий Григорьевич Ильютенко в автоколонне № 1407. А дело они знали и делали хорошо.
В общем - подготовился я к выходу вполне на уровне. Геннадий Владимирович Боровской, бывший десантник, а в 80-х годах - преподаватель кафедры истории КПСС и наш добровольный куратор - выделил нам свой старенький стропорез. На всякий случай. Хорошо, что пригодился только в хозяйственных целях. Он же предложил нам название - группа "Поиск", хотя у меня было другое - "Ла Комбатан". В то время "поисков" было много и чуяло мое сердце возможную путаницу. Но спорить не стали. Вопрос был не принципиальным. Главное - дело.
С Серегой Рыжковым я встретился в коридоре главного корпуса ЮСГПИ у библиотеки. Разговор получился короткий:
- Саня! Ты в экспедицию идешь?!
- А куда я, на фиг денусь. Иду. Если повезет, ещё и отвезут.
- Возьми меня с собой…
Вот так я заполучил напарника. Вообще-то мы планировали рекогносцировку. Познакомиться с местностью, оценить. Из оборудования - буссоль БШ-2, саперная лопата.
Буссоль БШ-2 до сих пор является для меня непревзойденным геодезическим инструментом. Оптимальное сочетание точности, культуры веса и надежности. Всё остальное - горные (геологические) компаса, буссоль Стефана, гониометры, теодолиты - были по своему лучше или хуже в тех или иных условиях, но эта… Как первая любовь. Мои самые удачные планы местности были сняты именно этим инструментом.
Нужен был миноискатель…
Фактически начало разведки района последнего боя и гибели 2-го партизанского отряда штабс-капитана Б.В. Гротто-Слепиковского началось в июле 1987 года, когда группа студентов естественно-географического факультета Южно-Сахалинского государственного педагогического института в составе А.С. Челнокова и С.С. Рыжкова выехала в район южного берега лагуны Тунайча (Корсаковский район Сахалинской области).
Остались от этих поисков какие-то обрывки фраз, калейдоскоп лиц…
- Хорошо, с транспортом поможем. Но нужен кто-нибудь, знающий туда дорогу…
- Девушка, дайте мне, пожалуйста, штаб армии. Начальника инженерной службы…
- Я не даю, я соединяю….
...пускай они мне письмо напишут, что вы не идете золото искать…
- Золото не ищут. Его моют. Для поиска золота нужен лоток или вашгерд, а не миноискатель. Ну, и ртуть тоже.
- Откуда такие познания, молодой человек?
- Я все-таки географ. И поклонник творчества Георгия Агриколы…
Пришлось объяснять любопытному офицеру из штаба армии про устройство промывочного лотка, вашгерд и кратенько так, для справки, рассказать биографию Георгия Агриколы и историю создания его книги по горному делу.
Помощь оборудованием оказала инженерная служба штаба армии, дислоцированной на Сахалине и Курильских островах; транспорт предоставило руководство Южно-Сахалинской ТЭЦ-1 на основании письма областного комитета ВЛКСМ.
Получили разрешение на пребывание в районе работ от пограничников с наказом отметить на заставе у мыса Свободный. Заполучили долгожданную укладку с ИМП-6 и рванули по холодку через Корсаков на южный берег озера Тунайча. С транспортом помогли ребята из горкома ВЛКСМ. У одного из инструкторов были хорошие связи на ТЭЦ-2.
Местом проживания стала база рыбаков и охотников "Свободное", в дальнейшем переданная на безвозмездной основе в промежутки между охотничьими сезонами на основании решения правления Сахалинского областного добровольного общества охотников и рыболовов (председатель И.П. Бояркин, член правления С.Н. Сафронов).
Транспортное содействие оказывало также Корсаковское отделение Сахалинского областного добровольного общества охотников и рыболовов (председатель В.М. Мельников). Методическую помощь на этапе развертывания работ оказывало Сахалинское отделение Географического общества СССР.
Добирались на "уазике" ТЭЦ-2. Проводником у нас служил новый преподаватель кафедры биологии, кандидат биологических наук Сергей Никитич Сафронов. Он же, на правах члена Правления добровольного охотничьего общества, договорился с егерями и старшим охотоведом о нашем размещении. Так мы познакомились с персоналом базы и самой базой "Свободное", на долгие годы ставшей родным домом для тысячи парней и девчонок.
По прибытии на место выяснилось, что Серега Рыжков забыл в холодильнике общежития родного естественно-географического факультета стратегические запасы гуселина. Была такая разновидность комбинированного жира. На нем можно было жарить и тушить. А делали его из жиров самого разнообразного происхождения. Поэтому я советую господам революционерам всех мастей, на ночь с упоением читающим Кропоткина, Бакунина, Лаврова, Маркса, Энгельса, Ленина, Троцкого, Сталина, Маркузе, повесить на стенку напротив рабочего стола плакатик с несколько перефразированным Степаном Осиповичем Макаровым: "ПОМНИ ГУСЕЛИН". И карточную систему. По умолчанию.
Конечно, политическое руководство у нас бяки, буки и Карабасы Олигарховичи АбраПрохоровы-Смоленско-Чукотские, но, тем не менее, они в течение 20 лет умудрились вырастить пару поколений, не знающих, что такое карточная система, комбижир и гуселин. И в настоящий момент решающих архисложную задачу - как одеть одетых и накормить сытых. И чтобы всё это было патриотично и толерантно. Я бы не взялся - сложно. Тем более всей мебели - один клык на две челюсти…
Группой обследовано побережье от устья р. Ударница до устья р. Краба, окрестности озера Свободное.
Вставали в 8 или в 9 утра, быстро разобравшись, что до 10 часов в наших местах господствует мокрец и прочая мошка. Потом её сменяют комары и оводы, но это как-то уже попроще. Готовили кашу из пакетов, пили чаек, заливали его остатки во фляги, прихватывали банку консервов "Котлеты из частиковых рыб", сухари и топали на радиалку. У одного на горбу рюкзак, у другого миноискатель. Следом летела свита дежурных кровососов-энтузиастов, безуспешно пытавшихся прогрызть брезент энцефалиток, резину болотных сапог и хлебнуть студенческой кровушки. Обедали на маршруте. Возвращались в сумерках или даже затемно. Варили кашу. Пили чаёк. И в люлю… Правда, зачехлить языки удавалось где-то ближе к двум часам ночи… К тому же практически все 25 дней нашего пребывания на Тунайче солнца практически не было. А вот туманов, в том числе моросящих, хоть отбавляй.
Наверно, поэтому особой популярностью и любовью пользовалась песня "На Аляске": Повис полярный день, сверкают белые снега… Там в море обрываются крутые берега. Там в белом океане непрозрачная вода. И белые, большие глыбы льда… Будет и снег, и лед, и черное звездное небо над укрытым белыми сугробами тайгой и озером Тунайча. Потом…
Проведена серия радиальных выходов вдоль рек Шпаковка, Нака, Восточная, Ударница к их истокам в отрогах Тонино-Анивского хребта. Выявлено два потенциальных района размещения лагеря - в районе к юго-востоку от устья р. Шпаковка и в устье р. Сережка.
Пару ночей провели на егерском кордоне у плотины на озере Свободное. Полюбовались цветущими кубышками. И кордон, и озеро очень понравились. Нам тогда удалось сэкономить несколько часов на радиальном маршруте, проложенном до р. Краба на Западном Муравьёвском перешейке. Ещё одна ночёвка была на чердаке базы "Свободное". Тоже оценили положительно и в дальнейшем рассматривали как "запасной аэродром" на случай непредвиденного прибытия крупной команды мелких "спасателей сгущенки".
По всем выкладкам получалось, что какое-либо действо было возможно в 100-метровой полосе вдоль берега озера Тунайча. Побывали мы и на будущей позиции. Котлованы нас не насторожили - мы их отнесли к остаткам жилищ японских поселенцев. Там же опробовали миноискатель. И прочно закрепили за ИМП-6 прозвище "звонок" - после пары часов непрерывной работы несколько часов мерещился контрольный тон. Чаще всего попадалось ржавые гвозди, остатки консервных банок, гильзы от гладкоствольного охотничьего оружия, разнообразная дробь… И какие-то перекрученные латунные и стальные трубки со следами окраски…
Иными словами, летом 1987 года нам просто не хватило информации о вероятном характере находок. Да и не существовало такой информации на Сахалине. Интернета тогда тоже не было.
В середине 90-х годов эти перекрученные и искореженные латунные и стальные трубки мы идентифицировали как огнепроводные трубки от 75-мм японского шрапнельного снаряда.
Еще менее успешными были выходы в среднее течение реки Шпаковка, в район отметки 68,8 и предгорья Тонино-Анивского хребта. Маршрут был не только мокрым, но и тяжелым. На подходах к высоте 68,8 приходилось буквально форсировать старый горельник, продираясь сквозь завалы из полусгоревших стволов молодых деревьев и сплошные заросли малины. Под которыми прятались острые отожженные сучья. А вечером штопали разодранные штаны и проколотые голенища у старых советских охотничьих сапог. Сама отметка 68,8 ничего, кроме зарастающей лесовозной дороги-аппендикса и обширного черничника, собой не представляла. Никаких следов лагеря.
Аналогичная картина была и в предгорье Тонино-Анивского хребта. Никаких следов, кроме зарастающих и свежих делянок и лесопосадок 40-50-х годов. Но окрестности перевала и горы Айруп мы буквально прочесали за несколько дней, предварительно проработав направления и время движения по радиальным маршрутам.
Заодно научил Серегу милитаристско-шовинистским песням в стиле "…бомба в Риме папу в рай отправила, в Лондоне чукотский правит вождь…". При этом, в 1987 году, я даже не подозревал о существования юного Ромы Абрамовича. Песни имели успех, запали в душу и пустили там глубокие корни. Во всяком случае, нынешний председатель военно-исторического клуба "Путь меча" Сергей Сергеевич Рыжков иногда цитирует наиболее выразительные куплеты при встрече за чаем с булками.
Потратили целый день на визит к пограничникам. Отметили бумагу у начальника заставы. Туда-обратно не менее 20 километров. На обратном пути нас подбросила по дороге от мыса Свободное пожилая семейная пара на стареньком "Москвиче". Запас времени пришелся как нельзя кстати: на обратном пути нагулялись по азимуту от души. По багульнику, по старому горельнику. Где под плотным слоем перепутанных багульниковых побегов не видно отожженную острую корягу… На базу вернулись затемно, выйдя по реке Восточной на берег Тунайчи. С огурцом поперек головы от испарений багульниковых марей. Зеленым и в пупырышках. Хорошо ещё денек выдался влажный, с туманом и без солнца. Романтика, блин. Хоть ложкой хлебай…
Сейчас с этим проще - нет той пограничной заставы, брошен радиотехнический пост. И не надо никуда бегать отмечать присутствие.
Отсыпались целый день. А потом снова на радиалки. Возвращались в основном по дороге. Чаще в сумерках - в пасмурные августовские дни темнело рано.
И было одно место, где нас в сумерках при возвращении на базу охватывал ничем не объяснимый страх - будущая позиция 2-го партизанского отряда. Представьте себе: высохшие березы среди зарастающего осокой болота. Словно белые руки из-под земли. В общем, проскакивали мы это место "на форсаже".
Ничего вещественного наша разведка предъявить не могла. Как уже было сказано выше, нам просто не пришло в голову, что мы вышли на объект "с ходу", подобрав осколки японских 75-мм снарядов, но не сумев их так же с ходу идентифицировать. Этому ещё предстояло научиться. А пока…
С пустыми руками возвращаться в институт было как-то не с руки. Решили забрать с собой вымытый озером гранитный японский триангуляционный знак. Вылилось это в целую операцию. Попросили у егерей лодку, надели рыбацкие костюмы. Взяли спасательные жилеты, на носовую банку кинули спасательный круг. Перед отходом егеря нас предупредили, чтобы не уходили далеко от берега. Борта у лодки низкие, а Тунайча шуток не любит. Погода может измениться быстро. Как говорится, минута - и озеро кипит. Серегу усадил на корму с импровизированным рулевым веслом, а сам уселся за весла.
Это уже по опыту моего первого 5-дневного шлюпочного похода 1974 года по маршруту Кубань-Волга-Покша и обратно. С двухкилометровым обносом забитого огромными валунами русла Покши. Не путайте с краснодарской Кубанью, её тезка с ударением на первом слоге впадает в Волгу в районе тихого и красивого города Кострома. Там же, на волжской Кубани, я познакомился со знаменитым "фафаном" или русской цельнодеревянной прогулочной лодкой Ван дер Флита. И её бестолковой и плохоуправляемой фанерно-пластиковой "сестрой" под названием "кефаль", на коей, за неимением лучшего мы вышли в Тунайчу. Опыт, полученный в ранней юности, пригодился на другом конце России и на другой акватории.
И пошли мы парадным ходом к мысу Острый со стоявшим на нем каркасом охотничьей теплицы. Пару раз сменили друг друга на веслах. И вот уже лодка ткнулась носом в песчано-галечниковый пляж. Накат слегка замыл гранитный столб с японскими иероглифами и цифрами. Он лежал на боку почти у самых зарослей кедрового стланика метрах в пяти от воды. И с учетом сезонной динамики песчано-галечниковых озерных пляжей в будущем году вполне мог оказаться под водой.
Характерная особенность японских триангуляционных знаков - перекрестье на плоской, буквально отполированной вершине. Если знак установлен правильно, и из земли видна только его отшлифованная часть, то ставь над ним теодолит или кипрегель и рисуй себе подробности.
Столб оказался не столько тяжелым, сколько неудобным: до лодки мы его с трудами праведными допихали-дотолкали и донесли. Дальше начались технические трудности с тенденциями перерастания в проблему. Знак нужно было определить в лодку, при этом не пробив тонкое клееное днище "кефали".
Идея оформилась довольно быстро: на транец "кефали" коромыслом уложили найденную тут же, выбеленную водой доску, на пайолы набросали пробковые спасательные пояса, оконечности знака обвязали веревкой. Затянули каменную стелу в верхнюю точку, импровизированное коромысло опустилось одним концом в лодку и нам оставалось только придерживать веревку, чтобы знак скользил по наклонной не так быстро. Затем, последовательно приподнимая края знака, извлекли из-под него спасательные пояса, разместив и закрепив его в лодке ближе к кормовой части. Столкнули лодку в Тунайчу и пошли на базу.
Не прошли и трети пути, как небо внезапно потемнело, задул резкий порывистый ветер и буквально влупил дождь. И стало совсем грустно…. Поскольку я против волны элементарно не выгребал и она несла нас к берегу.
В общем, все признаки шквала. Короткая и злая тунайчовская волна вскоре выбросила нас на пляж, где мы и переждали шквал, довольно быстро закончившийся. На удивление, снова стало тихо и даже выглянуло неяркое августовское солнце. Столкнули с Сержем "кефаль" на воду и через час уже входили в полноводное устье реки Шпаковка.
Заканчивалась автономность. Глобальных идей - где и как - у нас пока не было.
К собственному удивлению, я привез с Тунайчи песню. Про поисковиков. И ещё одну - пафосно-брутальную, выражаясь современным языком. Никогда толком не писал стихов и песен, а тут - на тебе… И потом, когда мы уже начали разминирование и извлечение останков, они у меня появлялись чуть ли не каждый год. Потом, когда основную работу уже сделали - как отрезало. Видимо, всему свое время.
Надо было выбираться. На попутках. С оказией на грузовике Виктора Максимовича Мельникова отправили на территорию базы "Анивская" в поселок Соловьёвка триангуляционный знак. Сами выбрались с базы вместе с отдыхающими.
В начале нового учебного года заказали такси и привезли триангуляционный знак в Южно-Сахалинск. Установили его в кабинете картографии естественно-географического факультета, где он пребывает и до сих пор.
Начало было положено. Настроение осенью 1987 годы было как в песне Ларисы Моисеенко, командира работавшего с нами отряда "Остров" из Углегорска:
"Наше знамя захлестнулось за флагшток. Не прочесть на кумаче красивых строк. Вышел срок, мои родные, вышел срок… Все, что было, остается между строк. Провожает солнцем залитый вокзал в суете привычной транспортной возни… Кончен бал, мои родные, кончен бал. На прощанье ты ладонь в ладонь возьми…".
Нужно было искать и читать, искать оригиналы и готовить копии топографических карт, отрабатывать вероятные гипотезы, набирать и готовить новую экспедицию. Чем мы и занялись поздней осенью 1987 года.
Кое-что удалось найти у историка флота Р.М. Мельникова. Помимо судов отечественной постройки конца ХIХ - начала ХХ века он описывал и их противников - корабли французской, английской и итальянской постройки. Кое-что нашли у чешских историков флота Владимира Хюнека и Петра Клучины в многотомнике "Военные корабли". В основном, информация о том, как устанавливалась на баркасы и паровые катера десантная и малокалиберная артиллерия. Нашли кое-что и по скорострельной малокалиберной корабельной артиллерии. У Оливера Курти в книге по судомоделизму оказался целый раздел, посвященный скорострельным орудиям конца ХIХ века.
На полевую японскую артиллерию дали посмотреть в Сахалинском областном краеведческом музее - там хранился уникальный японский фотоальбом периода русско-японской войны 1904-1905 года, вся вторая часть которого была посвящена Сахалинской наступательной операции лета 1905 года.
Прикинули теоретически вес залпа полевой и корабельной артиллерии. Получалось нечто фантастическое. По количеству снарядов, теоретически накрывших пока еще гипотетическую позицию 2-го партизанского отряда за время последнего боя. Заодно смоделировали попытку броненосного крейсера "Адзума" "вмешаться главным калибром в ход истории". С вмешательством ничего не получалось - глубины залива Мордвинова не позволяли такие вольности. Чай, не Нева, а "Адзума" - не "Аврора": ранг повыше, броня потолще, артиллерия посолидней. Да и с корректировкой автоматически возникали крупные проблемы - как ни крути, а партизанский лагерь для главного калибра броненосного крейсера противника был все-таки не площадным, а скорее точечным объектом. Вот и запустил командир "Адзумы", капитан I-го ранга Муроками флотилию в озеро. Это уже из многотомника "Описание войны на море. Мейдзи 36-37 годы" и воспоминаний корабельного священника иеромонаха отца Алексея с русского броненосного крейсера "Рюрик", оказавшегося на борту "Адзумы" после боя Владивостокского отряда крейсеров с крейсерским отрядом вице-адмирала Катаока и гибели "Рюрика". Худо-бедно, а перекрестный анализ первоисточников мы тогда провели.
Пока было тепло, тренировались с экспедиционным миноискателем ИМП-6.
С тех самых времен, первого полевого сезона 1987 года, я приобрел стойкую нелюбовь к освоению техники и оборудования в полевых условиях. И по мере скромных возможностей придерживаюсь этой практики до сих пор. Правда, не всё зависит от нас и такие прописные истины приходится чуть ли не на пальцах объяснять тем, от кого зависят сроки финансирования того или иного технологически насыщенного мероприятия.
Фактически, у нас получалось, как в нормальной армии: в бою толковая пехота группируется не вокруг отца-командира, а вокруг пулемета. У нас эту функцию выполнял армейский миноискатель.
Потом, уже в середине ноября 1987 года, ИМП-6 вернули в штаб армии. С техникой тоже были проблемы. Нужен был свой комплекс дистанционного зондирования. С другой стороны, одного миноискателя было совершенно недостаточно. Во всех смыслах. Необходимы были технические средства, работающие на иных, нежели электромагнитная индукция, принципах. Как говорится, для пущей надежности и качества работы.
Человек добрейшей души, историк и археолог Валерий Орионович Шубин настоятельно рекомендовал нам магниторазведку и электроразведку. Прикинув стоимость и вес этого оборудования, сопоставив общий уровень технической оснащенности и перспективы роста оного, мы отказались даже от мысли о применении электроразведки и магнитометра. Оно, как минимум, было не мобильным (электроразведка) и капризным (магнитометр). К тому же по итогам предварительных разведок у нас в распоряжении оказались схемы почвенных и геоморфологических разрезов. Как оказалось, не зря. На разрезах достаточно четко читались ортштайны и ортзанды - локальные ожелезненные коры, формируемые в условиях избыточного увлажнения в слое аэрации почвогрунтов, способные создавать серьезные помехи оборудованию ДЗ. Но об этом - потом. И лучше, если такое оборудование весит в общей сложности 6 килограммов, а не 60 или даже 100.
Помимо всего прочего нужны были спальные мешки, палатки, рюкзаки. Но тут мог помочь Валера Фаломкин, да и у самих будущих участников будущей экспедиции кое-что по домам имелось. В общем, в этот раз готовились серьезно. А "хотелкины" сами отвались. Как хвост у ящерицы. И День Дракона - это когда хвосты отпадают сами - для этого устраивать не пришлось.
1
249312
1
16
+79140999111