В гостях у Альфреда

Куда пойдём?

Наконец-то наступил День народного единства, четыре выходных. Время осеннего единения всех сахалинских туристов.

При СССР в революционный праздник 7 ноября мы дома не сидели. Так же и нынче: в городе сидеть-праздновать  — для туристов грех большой, поэтому этот праздник мы всегда встречаем на маршрутах.

Николай предложил реку Фирсовку, я и Наташа согласились. Правда, МЧС предупредило о предстоящей ЧС и рекомендовало гражданам из дому не отлучаться… Но мы все-таки пошли.

Какой смысл в жизни, если не нарушать ее правила?

Город не отпускает

Пришли на вокзал — билетов на поезда нет. Ни сидячих, ни лежачих. Трудно на праздник лишний вагон прицепить?

А были времена, когда ЖД-руководство организовывало для людей по выходным да праздникам даже так называемые "ягодные поезда". Мы-то помним, кто постарше. Сейчас о такой любви к народу они и не помышляют. Словно про нынешнее ЖД-дворянство классик В.Ленин сказал: "Страшно далеки они от народа".

Поплелись на автостанцию. Там не лучше, на автобусы на север все билеты проданы. Еще вчера-позавчера проданы!

Ё-маё, ну шо за бардак…

Зато привокзальные бомбилы довольно потирают руки — сейчас к ним потянется богатенький праздничный народ.

Может, это не автобардак, а сговор? Тогда это по-другому называется: власть+криминал = мафия. Бомбилы — дружный народ, слышу — звонят, уговаривают начальника:

 — Дмитрич, не давай фраерам дополнительных автобусов! А мы тебя в баньку сводим…

Да шучу, ничего я такого не слышал.

***

Что же нам делать? Оставаться в городе революцию делать?

Нет, мы пошли другим путем: сели в автобус до Долинска, стали там голосовать на трассе. Рядом еще пара бедолаг машинам машут. Мужчина и женщина, тоже с рюкзаками, они едут с ночевой на Буруны, культовое туристическое местечко у станции Цапко. Мужчину где-то видел, где-то пересекались…

Остановился джип, молодой мужчина с сынишкой едут в район Черемшанского водопада. В тайгу, на старую японскую шахту за чугунной печкой хибати.

О, наш человек! Было о чем говорить с ним дорогой.

Эти красивые печи 100 лет назад и у японцев немало стоили. Нынче хорошо отреставрированный чугун тоже дорог, у коллекционеров до 150 и больше тысяч рублей.

По реке Черной

Проезжаем поселок Фирсово, километра через четыре тормозим у реки Черной. По ней пойдем до перевала на реку Корицу, левый приток реки Фирсовки.

Поход начинается.

Принимай, тайга предзимняя!

Первые шаги в сторону от шумной трассы, от людей  — как символ "другой жизни", внегородской, главной.

Направления заброшенных просек-дорог, леса-перелески, в будулье поляны-поля…

Только опытный глаз понимает, что когда-то здесь жили люди, в долине реки.

Вот в поле характерное место, я называю его "тисовые ворота". Просто так на открытом месте тисы расти не будут, уже давно посадил их хуторянин-японец.

Идем по чернотропу.

Путь знакомый, хотя уж давненько — 13 лет назад — прошел его с Николаем последний раз. А еще раньше сплавлялись мы по Корице по бешеной весенней воде, на майские праздники — рисковое удовольствие членов сахалинского клуба туристов.

Раньше ходили через перевалы с тяжелыми рюкзаками туристов-водников  — нынче сплавляются оттуда, докуда доедет машина.

После 17 часов стало темнеть.

Самое неприятное в осеннем лесу — день короткий. У нас, горожан, нет привычки рано спать ложиться. Дома-то ночлег не в 6 часов вечера готовишь! Чай, не в деревне без света живем!

Что же нам делать  — городить бивак? Скучать длинный вечер у костра?

Подумали… Средства навигации есть, все мы с опытом — пойдем через перевал потемну.

Этот ночной переход на Корицу еще раз подтвердил, что современная спутниковая навигация не всегда отменяет старую добрую бумажную карту и компас.

Раньше как здесь ходили? По гидросети (других карт в засекреченном СССР не было), считая притоки.

Нынче не стал притоки считать, понадеялся на "Гармин". Его карта, плохо привязанная к местности, подвела нас. Погрешность почти 200 метров!

Так мы оказались в нежелательных для нас верховьях реки Барсуковки.

Этот приток Корицы течет параллельно ей и создает дополнительные проблемы в навигации. Было дело, лет 30 назад, когда мы с турклубом "Дружба" приняли бассейн Барсуковки за Корицу и бесславно провалили намеченный маршрут. Вот и сейчас я ошибся.

Да и пофиг… Мы на вершине водораздела и пока никуда не свалились. Сейчас будем исправлять ошибку.

В ночных хождениях вслепую по приборам есть своя прелесть. Штурманская работа завораживает, прямо-таки дает наслаждение!

Это всегда было важно для людей: ощутить свое место, свою встроеность в Пространство. Мозг рассыпает сеть координат, в горожанине просыпаются какие-то внутренние компасы, присущие нашим предкам — и я сверяю этот древний инстинкт с показаниями навигатора.

Торопиться некуда, тихо, тепло, "ночь нежна", Николай и Наташа — народ проверенный и надежный — что еще нужно для хорошего настроения?

Тишина. Лучи фонарей-налобников освещают толстые столбы елей. Сапоги шуршат по заснеженному бамбуку под ногами. Шуршим потихоньку на северо-запад, справа бассейн Черной, слева Барсуковки, впереди слева Корица.

Медведи уже ушли с речек. Как и мы, тоже лазят по хребтам и водоразделам, роют новые берлоги и проверяют старые. Как бы тут в бамбуке не оступиться, не завалиться гостем незваным в чужую спальню… Мысль возбуждает и веселит.

С шутками-прибаутками сбежали к реке по распадку. Здесь приятный простор, трава упала давно. Для контроля свечу в водоток: широкий! Да, это Корица, нет сомнений.

По фэн-шую уютно вставили палатку под склоном в бамбук, за две старые ели. Своим почтенным возрастом выделялась одна.

Наверняка уже росла здесь, когда Наполеон на Россию пошел. Может, и в 1612 году в День народного единства уже росла, махонькая. Ели аянские живут до 350-400 лет, долгожительницы до 500.

(Утром постоял. Помедитировал перед ней, загрузился. Напомнила пирамиду Хефрена, Египет. Там также стоял, ощущая себя мгновеньем пред вечностью).

А пока ночное веселье у костра продолжается. Шашлык, сто граммов, все счастливы и довольны.

Рыбалка

Утром пошли вверх по Корице.

Бытовая версия у нас — "на рыбалку поехали". Она для тех, кто спрашивает, чтоб им понятней было. На самом деле — туризм, погулять по приятным безлюдным местам.

Многие (особенно пожилые) не понимают: зачем по лесам-горам просто так ходить, ноги бить? Если пошел, значит, надо что-то добыть, в дом принести. А просто так бездельники шляются.

Основная масса гольца уже спустилась ниже по реке. Ямы почти пустые.

Дошли до характерной развилки, где в Корицу слева впадает ручей Турнирный.

За эти три часа я поймал всего лишь килограммов пять гольца и мелочевки. В прошлый раз дна в ямах не было видно — так плотно стояла рыба.

Ну, и хватит нам. Дорога назад дальняя, меньше рыбы — легче идти.

Там на развилке мы с Николаем почуяли первый звоночек от местных камуев-божеств: порыв теплого, прям-таки летнего ветерка. (А по Корице снег местами лежит, в горах снега еще больше).

"Завтра река разольется!" — камуи подтверждали прогноз МЧС. "Валите обратно на Черную!" — наседали на нас добрые айнские боги.

Городские не послушались и пошли вниз по Корице, да…

Теплая ночевка

Опять стемнело, но наш маленький дружный отряд продолжает поход. В пойме нет бамбука, зато есть речные петли, брод за бродом по ним.

Погода портится, дождь. Река явно начинает подниматься, теченье сильней. Уже бродим Корицу не один за другим, а цепью, взявшись за руки. Легкая Наташа между нами.

Вдруг с удивлением обнаруживаю на светящемся экране "Гармина" неизвестную мне точку "Изба". Не знаю, не помню! Не был в ней!

Потом вспомнил, что давно уже кто-то из наших ходил здесь на гору Рудановского. Зимой. По старой лыжне нашли охотничью избушку. Я попросил, мне скинули координаты.

Напрямую до избы 3 километра 350 метров. Значит, при таком темпе два-три часа, и  — теплая ночевка! Стало веселей.

Еще несколько бродов. Очередная петля реки прижимает нас к левому берегу, компас "Гармина" указывает в обрывистый склон: изба там, 200 метров. Здесь не подняться на террасу, лезем в обход.

100 метров до избы… 50… 30… 20… Лезем вслепую на какой-то бугор с елками…

Вдруг указатель "Гармина" проворачивается в обратную сторону, и — опять 30 метров! Мы удаляемся!

Послушно разворачиваемся, спускаемся с бугра… Зимовья нет.

Прошли немного, сели отдохнуть. Начинаю сомневаться: да правильно ли я забил координаты? Или давно уже снег раздавил ее, или сгорела, или медведь поломал…

С елок капает. Дождь холодный, нудный, противный… Так не хочется ставить палатку!

Прибор упрям: до точки 10 метров!

 — Что ты брешешь, подлец! — начинаю вслух говорить ему, укорять. — Где?!

Проходим чуть, в тусклом свете разряженных батарей из леса вырастает большое, квадратное, синее.

Изба!

Штурм безымянного хребта

Утром солнце, день чудесный.

Но река разлилась, придется идти ее гористым левым берегом. Это намного тяжелее, чем вчера, бродами  — зато интересней. Так здесь никто не ходит. Поэтому у нас есть шанс найти в бамбуке торпедоносец и в нем кости японского летчика.

Конечно, это фантазии. Мечта, которая помогает одолевать трудности. Всегда так думаю, когда забурюсь черте куда: "А вдруг найду? Дураков нет сюда ходить, ты первый".

Ближе к вечеру горная коза и два козла доскакали, доползли и долезли до реки Барсуковки, где она впадает в Корицу. Это было мне последнее неназойливое предложение увести группу по Барсуковке вверх на реку Черную через пустяковый низкий перевал.

Не воспользовался советом. Мы полезли к морю в лоб через хребет. Это была ошибка.

Время шестой час вечера, уже темно из-за туч. Идти становится все тяжелей, в гору против бамбука мы выдыхаемся.

Наташа отстает. Коля идет последним, у него не горит фонарь, он повредил колено и потерял перчатки. (Не представляю, как можно идти, хватаясь голыми руками за ледяные стебли).

Температура около ноля, ветер усиливается и начинает бросать в лицо снег пополам с дождем. Вот пролетающие над головой тучи на мгновенье расходятся, и неживой электрический свет Луны вдруг освещает наш путь: впереди бесконечные ряды заснеженного бамбука.

Лучше б этого не видеть.

Белые стволы каменной березы стоят наготове. Это в белых халатах санитары тянутся корявыми ветками-руками  — к нам, сумасшедшим, что поперлись сюда.

Постепенно до меня доходит, что мы влипли, влипаем  — и все это благодаря мне, "Сусанину". Примерно в такую погоду он водил поляков по болотам.

"Как ты мог в такой прогноз полезть на незнакомый хребет? — спрашиваю себя. — На ночь глядя! А если наверху нас ждет непроходимый пояс кедрового стланика?"

В темноте натыкаюсь на бугор, подтягиваюсь за бамбук, как за турник руками хватаюсь — и падаю под его стебли. Лежу, отдыхаю-думаю. "Тебе уже 60. Если к таким годам ума не набрался, то… Уже не будет… Не успеешь поумнеть".

Через каждые 20-30 метров пялюсь в "Гармин", пытаюсь понять, где мы находимся и насколько врет карта. Иногда подключаю карту "Навитела" на смартфоне. Нам надо брать правей: слева по картам безымянная вершина.

Так мы лезли на этот пятисотметровой хребет, отделяющий нас от моря. Скорость 400-500 метров в час. Тяжело было, даже не помогала мысль о японском торпедоносце.

Вот вспышка Луны подтверждает: мы действительно обходим эту чертову вершину слева! Мы уже почти на вершине хребта!

Это радует. А вот и распадок. Извилистой змеей спускается он на восток, нам туда.

Настроение сразу поднялось. Вниз по распадку идти намного легче. Нет бамбука, не нужны фонари, свежий белый снег подсвечивает ручей, бегущий здесь.

Минус, что продолжает идти снег и дождь, а мой китай-плащ уже изодрался в роскошные лохмотья оборванца. Коля с Наташей тоже промокли. В болотниках вода хлюпает от попавшего туда снега. Сейчас главное — не засиживаться на перекурах, сразу начинаешь замерзать.

19 часов. Еще немного пройдем и будем искать место ночевки. До трассы отсюда пустяки, завтра быстро придем в Фирсово.

"Альфред Хичкок представляет…"

Пологий распадок сузился в клин ущелья. Бредем по ручью между скал в V-образном проходе. Тревожит плохое предчувствие.

Вдруг шум впереди, там чернота, снега там нет, там что-то не так. Осторожно подхожу…

Водопад!

Прохода нет, спуститься невозможно. Черная вода со звериным клекотом улетает вниз в черный ад.

На остатках азарта исследователя забиваю в "Гармин" координаты (N 47 39 58,9"

E 142 30 45,5" ), подписываю: "вдп "Страшный", делаю последнее неразборчивое фото.

(Потом уже не снимал. Нежелание фотографировать один из признаков того, что увлекательный экстрим превратился в реальный трындец).

Подходит Наташа, вслух говорю ЭТО слово: "Водопад". И иду обратно. Навстречу Николай. "Водопад". Идем в обход.

Незадолго до водопада мы прошли правый приток ручья. Сейчас мы возвращаемся к нему и начинаем облезать водопад справа. Минут за 30 это удается. Повезло.

Идем по ручью дальше. Опять водопад!

С тоской освещаю налобником скалы… Нет, тут не пролезем, тут круто.

 — Кажется, с водопада можно спуститься, — говорит подошедшая Наташа.

Я продолжаю задирать голову вверх, ищу путь…. Она повторила:

 — Даже не думай про обход. Попробуй спуститься вот здесь.

Мы осторожно спустились слева от струи, посветили подошедшему Коле.

Спасибо Наташе. Опять повезло.

***

Этот второй водопад "надавил" на психику. Сколько их впереди? "Бог любит троицу". Все приготовились к худшему.

 — Как ты? — спрашиваю у отстающего товарища.

 — Я специально не тороплюсь, берегу колено, — отвечает Коля.

"Правильно делаешь", — думаю я. Сейчас фатальна любая мелочь, которая сможет нас затормозить.

Нельзя тормозить! У меня сухие только спина и грудь с головой. Мокрое все от пояса вниз, мокрые руки от плеч. У Наташи с Николаем не лучше.

Если остановимся хоть на пять минут — мы замерзнем.

Палатка в ущелье не встанет, нет ровного места, нет дров для костра.

На каждом препятствии стал подавать руку следом шедшей Наташе — хотя она опытная, ей рука не нужна… Подам, приму ее тело, короткий поцелуй в губы — и дальше идем. Как приговоренные, вместе нам легче.

***

Опять водопад! Третий.

Прохода нет, спуститься невозможно. Ручей с жутким клекотом и шипеньем говорит мне прощай и улетает в черный ад Нижнего Мира.

С ужасом вглядываюсь вниз, ничего там не вижу, темно там.

"Голливуд!" — всплывает в голове нелепое слово. Обдумываю его…

Да, это Альфред Хичкок. Это не просто страшно  — это красивая жуть. Сценарист дьявола сидит сверху на скалах и насылает испытания актерам. Собственной шкурой чую его творческий метод: атмосфера тревожной неопределенности и напряженного ожидания.

Опять лезем на кручу правого берега, цепляясь за деревья. Уперлись в скалу, прохода нет. Вниз деревьев тоже нет, цепляться не за что.

С силой вбиваю каблуки в мокрую сыпуху, делаю ступени, аккуратно и долго спускаюсь... Вдруг слышу крик сзади, она сорвалась!

***

В фильмах ужасов выживают хладнокровные — и я с угрюмым удовлетворением наконец-то почувствовал тупость, вступившую в голову. Я без эмоций. Стиль "зомби", двигаюсь и соображаю медленно, спокойно, непреклонно. Еще это состояние называют "автопилот".

Слетевшая по камням Наташа лежит на спине у моих ног.

"Зомби" не вскрикнул, не шелохнулся, лишь спросил у лежащей:

 — Кости целы?

 — Да.

Молча полезли дальше.

* * *

Ручьем через завалы камней и деревьев идти нетрудно, идти можно… Тяжелей держать столб "атмосферы напряженного ожидания", давит он. На этом побережье есть 50-метровый Клоковский водопад. Если вылезем на подобный — нам конец.

3 ноября, 20 часов 30 минут

Сухой ствол давно упавшей ели лежит. Тщательно обследуем все вокруг...

Еще сушина лежит. Есть кусок ровного места под палатку!

Ледяной ветер мощно дует как в трубу вверх по ущелью. Но тут ничего не сделаешь, нам не спрятаться от него.

 — Коля, что думаешь? Ночуем здесь?

 — Ночуем!

Пилим и руками ломаем сушняк, делаю на мокром снегу площадку из бревнышек, на них кладу таблетку сухого горючего и бересту, на них тонкие сухие палочки, зажигаю…

Ветер и мокрый снег гасят пламя. Еще одна попытка — и снова все гаснет. Таблеток больше нет, бересты тоже. А горелку я забыл дома.

Достаю газовую плитку, накидываю на нее дрова, зажигаю. Никогда так не делал. Внимательно слежу, чтобы не взорвался от пламени баллон.

Простенькая и дешевая китайская плитка, продается в любых хозтоварах. Надежная, много лет с ней ходил.

Она погибла от жара костра. Словно добрый робот из фильма, с тихим звоном распалась на части, но выручила нас, "смертью смерть поправ".

Сразу поставил в костер котелок с водой.

***

Часа два (или больше?) беспрерывно пилили дрова и пили горячую воду. Отпилил, принес, кинул в костер, постоял-погрелся, воды с котла зачерпнул — ветер с моря сожрал подношение. Снова идешь.

Заметил, что когда шел вниз по ручью, то дышал носом, а сейчас от напряженной работы дышу ртом.

Между делами что-то варили… Не помню… Есть не хотелось… Помню, кусок колбасы колом стал в горле, в костер выплюнул.

Николай хоть и хромает, но как всегда: не стоит без дела, все время в работе. Нордический, ровный характер. Очень надежен, без него я б сюда не пошел. Пальцы рук у него, как сосиски, распухли от холода.

Наташа не отходит от костра. Плохая философия путешествий, которой придерживаются многие девушки: "Все включено, мальчики сделают".

Все-таки уговорил ее отойти от огня, чтобы поставила на снегу палатку.

***

В отличие от моих друзей, которые в путешествиях балуют своих женщин, я в походе — за гендерное равенство. Они сильные, а кое в чем и превосходят нас  — по выносливости, например.

Это городских женщин, которые случайно оказались в тяжелых походных условиях, — их надо жалеть-опекать, а не наших опытных скво, подруг индейцев.

Другое дело, что женщины совсем не похожи на нас, мужчин, это Существа с Другой Планеты, и МЫ обязаны оказывать ИМ так называемые "знаки внимания". Чаще всего  — нематериального, нефизического свойства — слова.

Машина работает на бензине, а женщина на комплиментах. Это хорошо знали знаменитые женолюбы, еще Пушкин писал об этом. Да, деньги и "алмазы  — лучшие друзья женщин", но отношения стоят не на камешках, а на нежностях и комплиментах. Словно каждодневная "еда", доза, без этой химии сильные женщины стервенеют, слабые чахнут. Самая немощная пигалица, обласканная комплиментами, ради своего мужика всех некрасовских коней остановит и избу подожжет.

3 ноября, 23 часа

Палатка тесная, поэтому:

 — Первый пошел! — и Коля первым от ветра нырнул в ее купол.

 — Я улегся, следующий! — кричит он оттуда минут через пять.

Жмусь ближе к жару костра. Надо максимально нагреть ступни ног и тело в мокрой одежде…

Говорю Наташе:

 — Сейчас я, потом ты. Обязательно прогрейся сзади.

Молния тамбура, молния палатки — и я внутри. Болотники? Под голову их вместо подушки. Быстрее!

Выжимаю в тамбур воду из портянок — запасных нет, черт! Утром эти придется надеть. Мокрые брюки, куртку сворачиваю и кидаю в угол, утром их тоже придется надеть. Мокрое термобелье не пригодится, в снег за борт его.

Все, я голый. Быстрее, быстрее! Переодеваюсь в запасной сухой флис и замираю в спальнике: нормально? Успел не замерзнуть? Вроде тепло, успел.

 — Натаха, стартуй!

Она долго возится между мной и Колей, подсвечиваю ей фонарем. Залезает в наш общий спальник на двоих. Прижимается к моей спине теплым телом, обнимает… Как хорошо!

Из головы испаряется мертвый зомби, снова я человек. Пофиг все впереди водопады, завтра со свежими силами любой обойдем! День не ночь, Сахалин не Гималаи, а мы крутые перцы, справимся и с Суперклоковским.

***

Согрелся, и — новая напасть!

Пульсирующая боль в большом пальце левой ноги. Он стерт до крови. Когда шел, из-за холодной "анестезии ручья" не почувствовал, как натираю его мокрой портянкой.

Примерно с минуту в ране собиралась, копилась какая-то энергия — и вдруг разряд тока бил оттуда, сотрясал тело, я не выдерживал, вскрикивал. И так минута за минутой.

 — Извини, милый. Обезболивающее на улице в моем рюкзаке, но даже ради тебя я за ним не полезу.

 — Все вы, медики (она медсестра) — живодеры, пофиг чужие страдания.

Молчит…

Понять ее можно: оторваться от моего теплого тела, одеться в мокрое, искать заметаемый снегом рюкзак…

Понять значит простить. Поэтому без дальнейших возражений я продолжил ежеминутно кричать, а она молчать.

***

Тянулась и тянулась ночь мучений, прошла. Черное небо облил бледный свет.

В такие безрадостные рассветы уже много лет подряд… Вот! Опять в голову лезет ОНА, песня каторжников сталинских лагерей:

Утро хмурое, бревна склизкие,

Костерок потух, кто упал — лежит…

Надо вылезать из тепла спальника, добровольно менять его уют на холодную сырость. Нет радости от рассветов таких.

Ворочаемся, все втроем обговариваем условия выхода в холодный Космос Планеты. Все делать надо быстро, кто первый вылезет — тот больше всех замерзнет.

Большая удача! Наташа находит для меня запасные вязаные носки, и я с облегчением выкидываю за борт палатки мокрые портянки.

Опять последовательно лезем на свет божий, первый Коля, второй я…

Ветра нет, холодное зимнее утро. За ночь хорошо намело.

Пляшу на черном пятне прогоревшего костра, в теплой золе грею ноги в болотниках, жду Наташу, она в палатке собирается последней.

Мою маленькую скво, 47 килограммов,  — ее лучше не торопить, когда она одевается. Один раз попробовал:

 — Натаха, мы замерзаем! Быстрее! — и услышал из палатки рычание собаки Баскервилей.

К людям

Собрали палатку, вышли без завтрака.

Узкая щель гор раздвинулась, вытолкнула страдальцев нас в ровную пойму ручья. Все позади, уже неопасно, скоро море и трасса.

После ночи без сна уже не в вожаках, плетусь сзади, они впереди. С каждым шагом из головы улетает мутный туман, тело разминается, идти легче… И вдруг Наталья нарушает это хрупкое равновесие:

 — Все равно в следующие выходные опять куда-нибудь попремся.

 — Бога ради, молчи! — вырывается у меня. Все мысли о теплой домашней постели, и думать мерзко про то, что она права. Судьба наша такая, скитаться до самого края жизни.

***

Прошли газопровод, вот трасса, вот Фирсово.

"В богатой деревне стучи в самый бедный дом с краю".

— Так и так, попали в переделку, — под лай собак объясняю через ворота мужчине. — Найдется воды кук-су запарить?

В старом доме швабра подпирает в комнате провисший потолок, на уютной кухне нам дали все: кипятка, чаю, сигарету, сочувствие и понимание.

Валера. С 1967 года живет в Фирсово, родился здесь.

Минут через двадцать застопили старый "Жигуль".